Ареопагитика
Шрифт:
И если бы кто-нибудь стал убеждать вас, Лорды и Общины, что все эти рассуждения об угнетении ученых людей вашим Постановлением о цензуре представляют из себя лишь цветы красноречия, а не действительность, то я мог бы рассказать вам, что видел и слышал сам в других странах, где существует подобного рода тирания инквизиции. Когда я жил среди ученых людей тех стран, ибо мне досталась эта честь, то они называли меня счастливым за то, что я родился в таком крае философской свободы, каким они считали Англию, тогда как сами они должны были лишь оплакивать рабское состояние своей науки, оплакивать, что это рабство помрачило славу итальянского гения, что за последние годы в Италии не написано ничего, кроме льстивых и высокопарных сочинений. Там я отыскал и посетил славного Галилея, проводившего свою старость в тюрьме инквизиции за то, что держался в астрономии иных взглядов, чем францисканские и доминиканские цензоры.
И хотя я знал, что Англия в то время громче всех стенала под игом прелатов, уверенность других народов в ее свободе я все же принял как залог ее будущего счастья. Тогда я еще и не мог надеяться, что ее воздухом уже дышат достойнейшие люди, вожди ее будущего освобождения, о деянии которых не заставит забыть никакая превратность времени
32
Имеется в виду Цицерон, одна из речей которого направлена против Верреса.
Во имя их ни перед другом, ни перед врагом не скрою общего недовольства. В самом деле, если мы опять возвращаемся к инквизиции и цензуре, если мы до того трусливо относимся к самим себе и подозрительно ко всем людям, что боимся каждой книги и шелеста каждого листа, даже не зная еще их содержания; если люди, которым недавно было почти запрещено проповедовать, теперь будут в состоянии запрещать нам всякое чтение, кроме угодного им, то из этого получится не что иное, как новая тирания над наукой; и скоро станет бесспорным, что епископы и пресвитеры — для нас одно и то же, как по имени, так и по существу. Зло от прелатства, которое ранее через двадцать пять или двадцать шесть епархий ложилось равномерно на весь народ, теперь, несомненно, ляжет исключительно на науку, так как теперь пастор из какого-нибудь маленького невежественного прихода внезапно получит сан архиепископа над обширной книжной провинцией: мистический собиратель бенефиций, он не покинет своего прежнего прихода, а присоединит к нему новый. Тот, кто еще недавно восставал против единоличного посвящения каждого новичка-бакалавра и единоличной юрисдикции над самым простым прихожанином, теперь у себя дома, в своем кабинете будет применять и то и другое по отношению к достойнейшим и превосходнейшим книгам и способнейшим авторам, их написавшим.
Это не значит соблюдать наши договоры и торжественные клятвы! Это не значит уничтожить прелатство, а лишь изменить форму епископства; это значит только перенести митрополичий дворец из одной области в другую; это — лишь старая каноническая уловка перемены епитимии. Пугаться заблаговременно простого нецензурованного памфлета значит вскоре начать пугаться каждого сборища, а затем, в скором времени, видеть сборище и в каждом христианском собрании. Но я уверен, что государство, руководимое правилами справедливости и твердости, и церковь, заложенная и построенная на камне веры и истинного знания, не могут быть так малодушны. В то время, когда религиозные вопросы еще не решены, ограничение свободы печати способом, заимствованным у прелатов, а последними у инквизиции, чтобы вновь подчинить нас разумению цензора, должно неизбежно вызвать сомнение и уныние у всех ученых и верующих людей.
Кто же не понимает коварства подобной политики и не знает ее изобретателей? Когда было предположено низвергнуть епископов, вся печать могла говорить открыто; во время Парламента это было прирожденное право и привилегия народа, это была заря нового дня. Но теперь, когда епископы устранены и изгнаны из церкви, епископские искусства расцветают вновь, как будто наша Реформация имела лишь в виду на место одних посадить других, под новыми именами; сосуд истины опять не должен изливать масла; свобода печати опять должна быть порабощена комиссии из двадцати прелатов; привилегия народа уничтожена, и, что еще хуже, свобода науки опять должна стенать, заключенная в свои старые цепи; и все это в то время, когда Парламент еще заседает! Между тем его собственные недавние рассуждения и борьба с прелатами могли бы ему напомнить, что подобные насильственные стеснения приводят, по большей части, к следствиям, полностью противоположным намеченной цели: вместо уничтожения сект и расколов они их усиливают и облекают славой. «Наказание талантов увеличивает их авторитет, — говорит виконт Сент-Олбанский [33] , — и запрещенное сочинение почитается верной искрой истины, которая летит в лицо тех, кто старается ее затоптать». Таким образом, Постановление о цензуре, которое может стать родной матерью для сект, окажется, как я без труда покажу, мачехой для Истины, и, прежде всего тем, что сделает нас неспособными сохранить уже приобретенные знания.
33
Виконт Сент-Олбанский — Френсис Бэкон (1561–1626).
Кто привык наблюдать, хорошо знает, что наша вера и знания развиваются от упражнения так же, как наши члены и наше телосложение. Истина сравнивается в Писании с текущим источником; если воды его не находятся в постоянном движении, то они застаиваются в тинистое болото однообразия и традиции. Можно быть еретиком и в истине; и если кто-нибудь верит лишь потому, что так говорит пастор, или потому, что так постановляет собрание, без всяких других основании, то, хотя бы вера его и была истинной, самая истина становится его ересью.
Для иных людей нет тяжести, которую бы они столь охотно свалили с себя на другого, как бремя религии и заботы о ней. Существуют — кто не знает этого? — протестанты и верующие, которые живут
34
Лорето — город в Италии, известное место паломничества католиков. (Там находится так называемый Святой Дом; легенда утверждает, что в нем жила дева Мария, а в конце XIII в. он был перенесен ангелами из Назарета в Италию).
Существует другой сорт людей, которые, слыша, что все подчиняется законам, правилам и уставам, что ничто не должно быть написано иначе, как, пройдя через таможню, под наблюдением соответствующих досмотрщиков, заведующих сбором пошлин с меры и веса всякой свободно высказанной истины, прямо желают отдать себя в ваши руки, дабы вы им выкроили и соорудили религию по вашему усмотрению: тогда они будут наслаждаться, будут устраивать развлечения и веселые забавы, которые наполнят их день от восхода до захода солнца, превращая скучный год в сладостный сон. Какая им нужда ломать свои собственные головы над тем, о чем другие заботятся столь тщательно и неизменно? Вот какие плоды принесут народу неподвижный покой и остановка в науках. Как хорошо и как желательно было бы столь примерное единодушие! К какому прекрасному однообразию привело бы оно всех нас! Образовалось бы, без сомнения, такое прочное и крепкое сооружение, какое может создать только январский мороз.
Не лучшие следствия получатся и для самого духовенства. Далеко не нова и не в первый раз высказывается мысль, что приходский священник, имеющий доход и достигший Геркулесовых столпов в виде тепленькой бенефиции, если только у него нет никаких других побуждений к занятиям, весьма склонен завершить свое поприще английским библейским словарем и фолиантом, состоящим из общих мест, достижением и сохранением солидной ученой степени, «гармонией» и «катеной» [35] , которые протаптывают неизменный круг общепринятых ученых глав с их обычными применениями, мотивами, примечаниями и приемами; из них, как из алфавита или гаммы, образовывая и преобразовывая, соединяя и разъединяя различными способами, при небольшой ловкости в обращении с книгами и подумав часа два, он может извлечь запас для исполнения обязанности проповедника более чем на неделю, не говоря уже о бесчисленных вспомогательных средствах в виде подстрочников, требников, обозрений и прочего пустого вздора. Что же касается массы напечатанных и нагроможденных целыми кучами готовых проповедей на всякий нетрудный текст, то наша лондонская приходская торговля св. Фомы вместе с торговлей св. Мартина и св. Гуго не изготовили в своих освященных пределах большего количества продажного товара всякого сорта; благодаря этому приходскому священнику нечего бояться недостатка в проповеднических запасах: он всегда найдет, откуда обильно пополнить свой склад. Но если его тыл в фланги не загорожены, а задняя дверь не защищена строгим цензором, если время от времени могут появляться на свет смелые книги и делать нападения на некоторые из его прежних засевших в траншеях коллекций, то ему приходится быть наготове, стоять на страже, ставить караулы и часовых вокруг своих установившихся мнений, устраивать со своими товарищами дозорные обходы и контр-обходы, из опасения, как бы кто-нибудь из его паствы не был введен во грех и не оказался более осведомленным, опытным и образованным. Да пошлет Господь, чтобы опасение подобного усердия не побудило нас усвоить нерадивость цензурующей церкви!
35
Библейский словарь — словарь библейских изречений. «Гармония» — одно из названий гармонистики, богословской науки, цель которой — сведение повествований четырех евангелистов в одно связное целое. «Катены» — свод толкований отцов церкви на одну или несколько библейских книг.
Ибо, если мы уверены в своей правоте и не считаем истину преступной, чего не подобает делать, раз мы сами не осуждаем наше собственное учение как слабое и легкомысленное, а народ как толпу, бродящую во тьме невежества и неверия, то, что может быть прекраснее, чем когда человек рассудительный и ученый, обладающий, как нам известно, столь же чуткою совестью, как совесть людей, давших нам наши познания, будет выражать свое мнение, приводить доводы и утверждать неправильность ныне принятых взглядов не тайным образом, переходя из дома в дом, что гораздо опаснее, а открыто, путем обнародования своих сочинений? Христос ссылался в свое оправдание на то, что он проповедовал публично; но письменное слово еще более публично, чем проповедь, и опровергать его, в случае нужды, гораздо легче, так как существует много людей, единственным занятием и призванием которых является борьба за истину; если же они этим пренебрегают, то в том виновны только их леность или неспособность.