Арес
Шрифт:
Виктор особенно не возражал против того, чтобы посидеть в тюрьме. Денек-другой. Еще и не такие люди там сидели. Можно даже в кандалах, если это кому-то нужно. Но телесные наказания были противны его сути.
Сидя на матрасе, набитом соломой, Антипов очень переживал по этому поводу. Его кулаки непрерывно сжимались и разжимались, в то время как Виктор, не обращая ни на что внимания, вынашивал планы побега. Эти планы разбивались о суровую реальность, но молодой человек не переставал думать.
«С кандалами я далеко не убегу, – рассуждал бывший студент. – Понятно, что меня сразу же схватят. Хотя, с другой стороны,
Кроме всего прочего, сыну лесоруба было бесконечно жаль, что его блестящая идея по поводу обучения у опытного фехтовальщика накрылась медным тазом. Если не получится сбежать, то барон, естественно, потащит его обратно в замок. И потом, даже если удастся перетерпеть наказание, нужно будет возвращаться в город пешком по незнакомой и неприветливой местности, где каждый феодал считает себя властителем судеб, а люди относятся к путешественникам в высшей степени подозрительно. И эту подозрительность может смягчить только одно из двух: сильный отряд за спиной или быстрая лошадь. По какой-то странной причине люди относятся с большей враждебностью к тому, кого могут поймать, чем ко всем остальным.
Виктор с трудом дождался темноты. Он не мог сказать, что с ним плохо обращались. Напротив, все смотрели с каким-то сочувствием. И даже позвали к ужину на кухню. Антипов кое-как, по-черепашьи, спустился по лестнице, гремя кандалами. Его никто не пытался обижать. Даже Теанар с перевязанной головой при встрече во время ужина похлопал по плечу. Ободряюще. Словно то ранение, которое получил воин, не идет ни в какое сравнение с теми ранами, которые приобретет Ролт.
– Привет, Теанар, – сказал ему Виктор. – Ты прости, что так получилось. Я не хотел ведь. Собирался просто сбежать.
– Зря побежал, Ролт, – ответил молодой воин. – Покаялся бы – глядишь, его милость и смягчил бы наказание. А так – пятьдесят плетей, не шутка.
Антипов еще не до конца понимал, что это значит, но интонации сказанного вызвали мурашки на коже.
– А что, потом долго болеть придется? – спросил он.
– Болеть – не то слово. Если вообще выживешь. Но тут зависит от того, как бить. Можно с силой, когда кожа и мясо рвутся после каждого удара, а можно и послабее. Если послабее, то еще ничего, выкарабкаться можно. А если с силой… сам понимаешь.
И сын лесоруба понял. Только сейчас понял, что означают в реальности пятьдесят плетей, предписанных ему господином бароном, а также сочувствующие взгляды. Наказания ведь можно не пережить! Зависит, конечно, от мастерства палача, но шансы на то, чтобы покинуть экзекуцию живым, наверное, не очень велики. Алькерт в приступе ярости, похоже, решил убить Ролта. Чтобы другим неповадно было.
Осознание этого бросило молодого человека сначала в жар, а потом в холод. Он кое-как, не помня себя, закончил ужин, а потом, оказавшись в своей комнате, прежде всего впал в панику. Одна-единственная мысль свербела в мозгу Виктора: его, наверное, скоро убьют. Убьют насовсем, навсегда, и никакой Арес уже не поможет. Его, весельчака, оптимиста и, в общем-то, неплохого человека, не будет. Та, первая, смерть казалась даже легкой по сравнению с этой, потому что наступила внезапно, а перед второй смертью Антипов должен еще мучиться от знания ее срока.
Молодой человек пару часов бродил туда-сюда, еле переставляя ноги и не обращая внимания на жесткие металлические кольца, натирающие кожу. Когда первое ошеломление прошло, он начал думать о том, где же совершил ошибку, и ничего не находил. По его представлениям, все действия были совершенно правильны. Но, похоже, кодексы поведения Виктора-студента и Ролта-лесоруба слегка различались. И цена за пренебрежение этим различием была очень проста – смерть.
Поэтому когда наступила глубокая ночь, Виктор решил оставить на потом вопрос о кандалах и реализовать напрашивающуюся возможность побега. Он отбросил последние сомнения и принялся за дело. Все его вещи остались при нем, включая кошель с монетами. Благородный барон не занимался крохоборством. И за неимением других режущих предметов Антипов остановил свой выбор как раз на монетах.
Достав одну из серебрушек из кошеля, он принялся точить ее край о цепь кандалов. Металл поддавался легко – не сталь ведь, поэтому уже через несколько минут ребро монеты стало достаточно острым.
Порезать матрас из мешковины на полосы тоже было, в общем-то, просто. Связать их обычным двойным узлом – еще проще. Теперь оставалось окно. Там не было стекла – просто наглухо вделанная в стену рама, затянутая какой-то пленкой. Возможно, кожей, или кишками животного, или еще чем-то в этом духе.
Виктор не стал размышлять о том, какой убыток нанесет владельцу постоялого двора, а просто вырезал эту пленку из окна. Лаз получился не очень широким, но в целом, при большом желании, протиснуться было можно. Желания у Антипова имелось в избытке.
Он выглянул в окно и постарался рассмотреть происходящее во дворе. Забор и какие-то ящики около него отбрасывали нечеткие тени в тусклом свете отдаленных светильников. Вроде бы никого не было видно. Все спали, а если кто и не спал, тот находился в здании.
Кое-как примотав мешковину к единственной в комнате скамье, молодой человек выбросил другой конец «веревки» в окно и, пятясь задом, начал протискиваться в лаз. Его расчет строился на двух предположениях. Во-первых, мешковина выдержит вес тела лесоруба, а во-вторых, скамья, будучи подтянутой к окну «веревкой», не выскочит следом за Виктором и не ударит его, упавшего, по голове.
«Вот подговаривал же меня приятель заняться с ним альпинизмом, – мрачно думал Антипов, медленно спускаясь вниз и борясь с непослушными кандалами, – а я, дурак, отказался. Может быть, если бы согласился, то сейчас был бы опытным скалолазом и полез бы с большим комфортом. Хотя слышал, что опытные скалолазы предпочитают не рисковать, если страховка плохая. Так что, возможно, и к лучшему, что не стал альпинистом. Наверное, будучи им, вообще бы никуда не полез».
Мешковина неприятно потрескивала, скамья поскрипывала, кандалы позвякивали, а Виктор, думая о том, что вот-вот упадет и расшибется, продолжал спускаться. Третий этаж – с одной стороны, это не очень высоко, можно даже при желании спрыгнуть, и если повезет, отделаешься каким-нибудь незначительным переломом или вывихом. Но, с другой стороны, прыгать Антипов никак не мог. Из-за кандалов. В них не попрыгаешь. Да и перелом ему не был нужен. Куда же с таким повреждением убежишь? Поэтому он, судорожно цепляясь за мешковину, медленно, но неуклонно полз вниз.