Арестант
Шрифт:
— Ты чего, Витя, совсем дурной? — сказал Резаков. — Или тебе взрывами мозги отшибло? Почему? Ну е!… Антибиотик проводит показательную акцию. Сам рассуди: ну зачем было ресторан взрывать? А? Можно было его взять под себя, качать бабульки. Так нет — изуродовали, искалечили. Значит — что?
— Что? — повторил бык Витя непонимающе.
— Значит, Палыч хочет ужас навести, — ответил Резаков. — Продемонстрировать абсолютную беспощадность. Он дал команду всю группировку уничтожить… а ты живой. Думай, Витя.
— Где Колобок? — спросил Кудасов жестко.
— В Кричи-не-кричи поехал, — ответил Витя тихо. — На стрелку.
Опера и следователь переглянулись. Кудасов крякнул и сказал:
— Ну что, мужики? Надо по-шустрому ехать на Петроградскую.
Быстров закашлялся, раздавил окурок в консервной банке, заменяющей пепельницу, и заметил:
— Да уж теперь, Никита Никитич, спешить-то незачем. Там уже одни жмурики.
Все замолчали. Было совершенно очевидно, что важняк прав… Резаков поднялся и вышел из подсобки. Через пятнадцать минут он позвонил Кудасову и сказал:
— Подтвердилось… Как эксперты освободятся — присылайте, жду.
— Понял, — ответил Кудасов и — после паузы добавил: — Сколько, Вадим?
— Четверо, Никита Никитич, — сказал Резаков.
После того, как откланялся и уехал Антибиотик, Николай Иванович Наумов поднялся в свой рабочий кабинет. Ему требовалось обдумать информацию, полученную от Палыча. Если вдовушка Гончарова крутит деньгами из тайной партийной кассы… О, какие тут открываются перспективы! Негоже, очаровательная Екатерина Дмитриевна, сидеть в сытой Швеции на мешке ворованных денег. Надо бы вернуть их своей разоренной Родине. Отчизне, так сказать. Не всей, конечно, отчизне: велика мать-Расея, всем не хватит… Вернуть денежки нужно совершенно конкретному человеку, который сумеет ими как следует распорядиться… И этот человек — я, Николай Иванович Наумов. О, какие открываются горизонты!
Даже если речь идет не о шестидесяти миллионах долларов, а хотя бы о половине этой суммы… Наумов быстро прикинул, как именно он распорядился бы этими деньгами на предстоящих выборах. Внезапный вброс в оборот крупной суммы в решающий момент подобен нокауту. Конкуренты ведь тоже не спят — они подсчитывают твои ресурсы, отслеживают и технические возможности, и кадровые. И, разумеется, финансовые потоки. А большие деньги всегда оставляют след… Это только дяденьки из налоговой службы не умеют считать доходы. Скрывают, понимаешь, олигархи свои бабки. И никак нам их за руку не схватить. Серьезные же люди знают, как это делается. И делают.
Да, вброс тридцати-сорока-пятидесяти зеленых лимонов в нужный момент позволит резко изменить предвыборный расклад. Если, разумеется, эти деньги реально существуют… В таком случае будем считать, что Палыч сполна расплатился и за освобождение из Крестов, и за сохранение трона.
Наумов улыбнулся. Криминальный мир… авторитеты… воры в законе. Сколько вокруг этого накручено всяких сплетен, слухов, страстей. Когда в девяносто первом — девяносто втором казалось, что рушится и разваливается вообще все, многие из них захотели самостоятельности. Чувство вседозволенности вскружило головы… нет, ребята, так не бывает. Вы что же думаете: Система развалилась? Нет, ребята, Система развалиться не может. Это вам не Советский Союз… Тем, кто не понял, объяснили. Кому-то хватило просто душевного разговору. Кого-то пришлось переселить в тюремки. Если человек начинал понимать свою ошибку, его освобождали. Ну а уж самых упертых и тупых — извините! — учили снайперы. Особенно наглядно это все происходило в Москве и Подмосковье. Там воров в законе покрошили дай Бог! Команда майора Солонника свои бабки не зря получала…
А в Питере все проходило спокойней. Хитрый Палыч не стал бежать впереди паровоза. Он спокойно осмотрелся, оценил ситуацию и, наученный примером всяких Бобонов, Глобусов, Сильвестров [20] , понял: тягаться с Системой не стоит. Антибиотик убедился: криминальный мир и Система могут сосуществовать параллельно. Временами помогая друг другу, дополняя. Они, в принципе, живут по одинаковым законам. Система не вмешивается в жизнь криминальных сообществ, пока те соблюдают некие оговоренные правила и отстегивают положенный процент. Ну и не беспредельничают, разумеется…
20
Клички убитых московских криминальных авторитетов.
Наумов снял с базы трубку «Панасоника», набрал номер заместителя начальника ГУВД Тихорецкого. Полковник в это время находился возле разгромленного ресторана Колобка.
— Слушаю, — сказал в трубку Тихорецкий.
— Пал Сергеич, Наумов беспокоит.
— Да, слушаю вас.
Полковник никак не назвал своего собеседника, и Наумов понял: первый зам. начальника ГУВД находится среди людей и не хочет афишировать их отношения.
— Слушай задачу, Сергеич, — сказал скромный банковский служащий. — Во-первых, мне требуется вся информация, какую ты сможешь добыть, по некоему Обнорскому Андрею Константиновичу. Он же — Серегин. Во-вторых, всю информацию по Гончаровой Екатерине Дмитриевне. Сейчас, предположительно, проживает в Швеции. Вероятно, под другой фамилией. Понял, Сергеич?
— Понял, — ответил полковник. — А сроки?
— Вчера, — сказал Наумов.
— Понял. Что касается первого персонажа, то, как говорится, подмогнем… А вот по второму…
— Ты постарайся, Пал Сергеич.
Наумов положил трубку. Потом подумал и набрал еще один номер. Когда собеседник отозвался, Николай Иванович бодро отрапортовал:
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант. Капитан запаса Наумов беспокоит.
— А-а, Николай Иваныч… Рад тебя слышать-сказал генерал и добавил, обращаясь к кому-то еще: — Это Коля Наумов из Питера звонит. А у меня тут, Николай Иваныч, Вольфыч сидит… Привет тебе передает.
— Ну и ему от меня передай хрен в жопу.
— Это я с удовольствием, — сказал генерал и, обращаясь к Вольфычу, произнес: — Тебе, Владимир Вольфыч, взаимный привет. Горячий такой приветище.
— Я ведь к тебе по делу, Петр Захарыч, — сказал Наумов.
— Ну, излагай, капитан запаса.
— Нельзя ли по твоим каналам навести справочки о некоей Гончаровой Екатерине Дмитриевне. Предположительно, проживает в Швеции, в Стокгольме. Вероятно, под чужой фамилией.
— А это не вдова ли…
— Да, она, — перебил генерал Наумов. — Но ты ее при этом сыне юриста не упоминай. Не хочу свой интерес афишировать.
— Понял, Коля. Постараюсь, но сам понимаешь…
— В долгу не останусь, господин генерал.
— Я не о том, Иваныч. Наши позиции в той стране не особенно крепки. Возможно, не получится. Тут время требуется.
— И тем не менее, Петр Захарыч…
— Да, конечно, Николай Иваныч, постараемся.
— Ну, тогда больше не отрываю от государственных дел. А сыну юриста передай еще один хрен в жопу. Горячий.