Сокрыта жизни мимолетность,И вдруг: «Пора, мой друг, пора!» –Ушла щекочущая легкостьИз-под гусиного пера.И странной кажется причинаДрузей оставить и родню.Так смог Игнатий БрянчаниновПостигнуть истину одну.Мир сердца – истины свидетель,Дан Божий Промысел затем,Чтоб бодрствовал – за всё в ответеНад попустительством страстей.Он был Оленину племянник,Кому-то друг, кому-то брат,Самим государём избранникК высокой службе, говорят.В салоне дядюшки блестящем,Где Пушкин завсегдатай был,Казалась жизнь ненастоящей,Хотя и не был нелюдим.Ушел. Оставил. Отказался.Нёс груз проклятий и разлук.В нём слишком громко отозвалсяНебесных струн высокий звук.Пришли разбуженные силы,Чтоб светский преступить порог,И шестикрылым серафимомБыл явлен пушкинский пророк.С рожденья арфа серафимаЕго без устали звалаИ небом выбранного сынаВ глухую келью привела.Там можно многое расслышать,Когда сомненье не гнетёт,В лукавую и злую душуПремудрость Божья не войдет.Для жизни надобно немного:Расстаться с чуждой суетойИ тихо приобщиться к БогуНепоборимой чистотой.Уже
игуменией Анна,Прочтя Игнатия труды,В его исканьях не случайноСвои увидела следы.Вначале робкие, на ощупь,Чтоб путник свет увидел сам,И прожил дни как можно проще,И приобщился к небесам.
11
В следах на выжженной дорогеСвернулась каплями роса,По ней пройти совсем немногимДаруют силы небеса.Привыкли жить легко и сытно,Пока с небес не грянет гром.Одна надежда – что молитваОкажется поводырем.Тогда окольных мыслей к БогуУж никому не избежать,Хотя продавлена дорога,Словно греховная кровать.В ухабах вся, неровно сбита,Ведет ведь не куда-нибудь,Там – свет, лампадкою пролитыйНа оголённый смертный путь.И не понять вначале толком,Ведет откуда и куда,Пока не стукнет грозным токомПо судьбам меткая беда.На той дороге изначальнойПонять Арсения смогла,Как в жизни благостно молчанье,Равно – для сердца и ума.Прошла, питаясь коркой черствой,Паломницей в холерный годДо лавры Киево-Печерской,Куда в надежде брёл народ.Порыв исполнив дерзновенный,Она запомнила с тех пор,Как был по сердцу ей пещерныйВсепоглощающий затвор.Стоянье беспрерывно длилосьВо тьме молитвенных пещер,И к старцам, расточая милость,Господь бывал на святость щедр.
12
Прохладен монастырский вечер…В нем мягкий слышен перезвон,И шалью звездною просвеченПоизносившийся Дон.Стремясь пареньем вольной птицыИзмерить ангелов полёт,Обитель женская ютитсяНа берегу который год.И для Арсении недолгоМольбы сестёр звучали зря –Быть настоятельницей добройДля бедного монастыря.Затерянный в садах весенних,Он жил, старея и теснясь,И вот игуменья АрсенияЕго устройством занялась.Не вечен мир, созданье Божье,Ветх монастырь не по годам,Игуменья,сомненья множа,Решилась новый строить храм.Вначале замысел казалсяНевыполнимым, но потомРос потихоньку храм Казанский,Небесной Деве чудный дом.Вознесся к звездам купол главный,Чтоб утешал молящих он,Из Троицкой приехал ЛаврыИскусный мастер Семион.И стройный хор по стенам дивнымВзор бестелесно уносил,Где образ Троицы единойСиял среди Небесных Сил.Для неземного благолепьяШесть беломраморных колоннТащили на подводах степью,Где ждал их полноводный Дон.Сплавляли долго на белянах,И тихо мощь взрастала в них,Коль пеленали их в туманах,В лучах сушили золотых.Они надежно встали в храме,Как православия столпы,В лесах строительных и гамеПод изумленный гул толпы.Как вознеслись над суетою –Известно матушке одной,Их стройность чистою, донскоюОтмыли к празднику водой.Над ними, равный поднебесью,Раскрылся нерушимый свод,И колокольной благовестьюСтаничный радовал народ.
13
Неразличимая для слухаСтруна игуменью звала,Домостроительницей ДухаВслед Богородице пошла.Расслышав зовы Серафима –Восстать над прахом и золой,Господнее прославить имяИ на земле, и под землей.Не смели солнечные бликиМешать ушедшим временам,Самим Арсением ВеликимБыл опекаем нижний храм.Святых отцов постигнув книги,К Уделу Высшему стремясь,Носить Арсения веригиПод одеянием взялась.Как ни был мир, в грехах ущербный,Тяжёл и пагубен плечам,Уединенный храм пещерныйОна копала по ночам.Проход подземный рыла главный,Чтоб, повторяя Крестный путь,Как в Киево-Печерской лавреВ трудах духовных отдохнуть.Казалось, вечности не хватитРаботы эти завершить,Но сила Божьей благодатиПещеру помогала рыть.В подземной келье хлеб да кружка,Свеча. Простой иконостас.Как ласточка-береговушка,Гнездо готовила для нас…Когда же матушки не станет,То будет явлено для всех –Зачем моление на камнеДолжно свершаться без помех.Так горяча была молитва,Что как на солнце тают льды,Так и на камне монолитномЕё протаяли следы.Следы ладоней и коленей,С нетленной верою в Отца,Следы безудержных моленийЗа оземленные сердца.Молва же тайно поселилась,А с ней – тюрьма или сума,Что вместе с матушкой молиласьЗдесь Богородица… Сама…
14
Пускай былое не вернется.Всё было? Было, да не всё…Так не жалей, что повернетсяПривычной жизни колесо.В ней ум и знание – гороюВозвысят гордости порок,В ней может перекрыть пороюТромб камня – чистый ручеек.Души не вычищены стойла,Но осознать спеши скорей,Насколько мы уже достойныИ оскорблений, и скорбей…К Арсении тянулись люди.Горючих слёз текли ручьи,Ведь знали все, что не забудетОна стенания ничьи.И верили – её моленьяДойти до Господа могли,И до виновницы спасенья,Царицы Неба и Земли.Как мать, звала земля донская –Покрепче за меня держись!Наваристая и густаяНародная кипела жизнь.И от своей семьи украдкой,По молодой греша поре,Казачкам трудной и несладкойКазалась жизнь в монастыре.Но были те, кого молитваВела всесильно за собой,Небесной радужной палитройПереливался мир земной.И среди них душой весеннейСквозь грозовой пройдя поток,Жила игуменья Арсения,Донской лазоревый цветок.Луга ромашками усеяныЖдут в женской юбке косаря…Была игуменья АрсенияПоэзией монастыря.
15
Жизнь, словно свечка, угасима.Пусть дорог монастырский кров,День прославленья СерафимаПозвал игуменью в Саров.Она опасно заболела.И хоть мучителен был путь,Уже с дороги не посмелаОбратно к дому повернуть.Душа летела вольной птицей,Чтобы успеть, не опоздать,В святом источнике умыться,Во славу службу отстоять.Мохнатой охраняем ельюПриют лесной не изменён,Избушки сгорбленная кельяИ вход в пещерку из неё.Доступным стало пониманьеТого, чему названья нет:Ведь тут в смиренье и молчаньеСвятой провёл тринадцать лет.Здесь по-иному время длится,И тысячу безмерных днейНа камне старец мог молиться,И было всё так близко ей.Державы слава и ограда,Во плоти ангел Серафим,Он с нею был всё время рядом,Она молилась вместе с ним!О, как страшна молитва бесам!Звук проносился невесомНад тем мордовским чёрным лесом,Где Болдинский гнездился дом.Невинной радостью искритсяТот день, что памятью глубок,В нем полдня огненные спицыВоткнуты в солнечный клубок.По лесу, собирая шишки,Она прошлась почти без сил.Ей всё казалось: бурый мишкаЗдесь беспрепятственно бродил.И горько сердце стало биться,Домой забота позвала,Там, в Усть-Медведицкой станице,Своя Медведица была.Текла сквозь дебри краснотала,Закатным пламенем горя,И синеву давно впиталаВ название монастыря.Там заждались родные тени…По Воле Божьей неспростаВ сей день для матушки АрсенииОткрылись Смертные Врата.И так провидчески незримоСплетало нити Бытиё:С днем прославленья СерафимаКончину светлую её.
16
Мы все прописаны в двадцатом,В том веке, канувшем давно:Мальчишка, бегавший когда-тоСмотреть военное кино.Сосед, что с ним под дулей старойСидел за шахматной доской,Потом, задумавшись устало,Стоял над кручею донской.Пиджак писательский накинув,Беззвучный слыша перезвон,Следил за журавлиным клином,И сердце плакало вдогон.Как-будто горний ветер дунул,И тьма рассеялась над ним,Когда из отчества придумалОн шестикрылый псевдоним.Не раз менялась власть местами,Поистрепав мечты до дыр!Серафимовичским сталиЗвать разоренный монастырь.Чтоб в стенах жизнь его теплилась,От едкого не рухнув зла,Электростанция вселиласьПод расписные купола.И в поисках земного раяПреодолев и боль, и страх,Искрилась молодость, играя,На оголенных проводах.
17
В надречный сад вернемся снова,Где жил мальчишка-шахматист,Не мог не стать он сыном Слова,Не знать, как бел бумажный лист.Им с юных лет прочитан Пушкин,А вот свидетелями дракЯвлялись буерак Кукушкин,Певучий Птахин буерак.К нему тревожною зацепкойСюжета протянулась нить,Когда в пустующую церковьСебя пришел он окрестить.Смышленный отрок семилетний,Откуда мог он это знать,Что здесь когда-то путь последнийДля Анны выпал пролегать.Проститься с матушкой АрсениейЗаплаканный стекался люд,Шла служба в храме Вознесенья,Был чёрен день, и год был лют.Её всем миром отпевали,Толпой, собравшейся окрест,И вряд ли ясно понимали,Какой она воздвигла крест.Невидимый, нерукотворный,Сияющий в небесной мгле,По Высшей воле сохраненныйНа расказаченной земле!Чтоб застарелые обидыУшли из этих древних мест,Гора степная – Пирамиды,Несет стальной огромный Крест.Не для туристов украшенье,Не иллюстрация веков,А Крест Поклонный, Крест ПрощеньяУмытых кровью казаков.С врожденной памятью острожнойНельзя ни думать, ни дышать,Писать об этом невозможно,Как невозможно не писать.Мой друг, прочти об этом книги,В них судеб сумрачная вязь,И носит скрытые веригиИх автор, плача и молясь.Вся суть провидческого СловаИз глубины приходит к нам,Как Богом данная основаГрядущим следом временам.
18
Гонимый – правым оказался,И воздалось всем по делам,И Божьей матери КазанскийОстался нерушимый храм.Святому Промыслу покорны,Три уровня Спасенья ждут,Глубокие пуская корниВ оползневой российский грунт.Есть мысли грешные в народе,Собрав обочинную грязь:Лишь те в монашество уходят,Чья жизнь в миру не удалась.И разве тайной нет тетради,Где с тихим ужасом в кровиСтихов запутанные прядиНапоминают о любви?!Не стоит в этом сомневаться –«Год лют» наступит все равно,Одной поэзией спасатьсяВсегда наивно и смешно.Ведь клин не вышибают клином,А средства все – не хороши,И кто такой смиренный инок? –Страж чувств? Безмолвия души?Бесстрастие – не равнодушье,А только выход из страстей,И сколько девушек-послушницНе миновало этих стен.Придя, с восторгом остаются,И служат Богу с этих пор.Им имена потом даютсяСвятых Арсентьевских сестёр.Их крепко вера обнималаВ те отдаленные года,И было избранных немало,Как и сегодня. Как всегда.В исканиях живого БогаЗащищены от ветров злых,Живут молитвенно и строго,И есть Арсения средь них.Дано постичь им было сразуПростую истину одну:Могуч разбожествленный разум,Но губит душу на корню.А мы ещё бездумно радыЗа жизнь, хмельную от страстей,Пить счастья смутную наградуИз переполненных горстей.Лепить медовой жизни соты,Чтобы единожды понять:Лишь за духовные работыДается сердцу благодать.Что капли Богоданной сутиДостаточно сухим устам,Что наши выпавшие судьбыПо дождевым идут кругам.Не любим этих тем касаться,Их гонит прочь всесильный страх,Скорбями будем мы спасатьсяВ земных последних временах.
19
Когда уйдет из сердца горечь,С дождем впитается в траву,Я град степной СерафимовичОпять станицей назову.Мечта, окрепшая с годами,Забросит нас в надречный сад,Где дни расходятся кругами,Как много лет тому назад.Мы встанем над бодучей кручей,Глаза легко затопит Дон,И я на лавочке летучейВдруг докричусь векам вдогон.…По зноем выжженной станицеЗаезжая гуляет грусть,В донской бликующей водицеЛовлю губами слово «усть…»И для себя шепчу признанье,Что это, видно, неспростаМне в «Усть-Медведицком» прозваньеВсе время чудятся «уста».Оно зимой замёрзнет льдинкой,Весной капели станет вить,Чтоб летом горькою травинкойУста для Слова оживить.Уста твердят неутолимо,Про строгий пушкинский завет,