Аргентина. Полная история страны. От древности до наших дней
Шрифт:
Но 22 сентября парагвайцы нанесли союзникам сокрушительное поражение в сражении у форта Курупайти, расположенного близ южного парагвайского городка Умайта. Предыдущее сражение за форт Курузу союзники выиграли благодаря тому, что обстреляли артиллерийскую прислугу противника шрапнелью. Когда парагвайские пушки умолкли, форт без особого труда был взят штурмом. Примерно так же союзники планировали поступить и с Курупайти, но наткнулись на ожесточенную и хорошо продуманную оборону. Начнем с того, что значительная часть парагвайских пушек была хорошо замаскирована и в нужный момент ударила по флангам союзников, нанеся им огромные потери. Дно реки утыкали кольями, которые не позволили бразильским кораблям подойти к берегу, и им пришлось вести артиллерийскую дуэль с фортом издалека. Судьбу первой атаки решили замаскированные пушки, а вторую атаку союзники, потерявшие убитыми и ранеными более пяти тысяч человек, предпринять не рискнули и отступили. Командовавший парагвайцами
Примерно до февраля 1867 года союзники грызлись между собой, выясняя, кто больше других виноват в поражении при Курупайти, а в феврале Бартоломео Митре на посту главнокомандующего союзными войсками сменил бразильский генерал Луис Алвес де Лима-и-Силва, герцог Кашиас, за крутость нрава прозванный Железным герцогом. При Кашиасе союзная армия реально обрела единое командование, поскольку генерал Митре был главнокомандующим только на бумаге, а на деле его подчиненные большей частью действовали по своему усмотрению, что не всегда шло на пользу общему делу. Железный герцог не стал торопиться воевать – проанализировав предшествующий опыт парагвайской кампании, он понял, что его армия нуждается в дополнительном обучении, перевооружении и кое-какой реорганизации. Активные боевые действия возобновились только в июле 1867 года.
Битва при Авай
Лопес до этого момента тоже не сидел без дела – он всемерно укреплял парагвайскую крепость Умайта, находившуюся близ устья реки Парагвай и за свое важнейшее стратегическое значение прозванную «ключом к Парагваю». Сила крепости в первую очередь определялась ее удобным местоположением на подковообразном изгибе реки, перегороженном цепью и простреливаемом крепостными орудиями. Узость судоходного канала, имевшего ширину в двести ярдов, [115] исключала возможность штурма крепости с воды, а со стороны суши ее защищало непроходимое болото, дополненное мощными земляными укреплениями в виде насыпей и траншей. Считается, что именно неприступность Умайты подталкивала Франсиско Лопеса и к нападению на соседние страны, и к упорному сопротивлению – он рассчитывал, что ни один противник не сможет завладеть «ключом» от его страны. Однако Умайта была взята 25 июля 1868 года, после продолжительной осады.
115
Около 183 метров.
1 января 1869 года бразильские военные части вошли в парагвайскую столицу Асунсьон, ставшую одним из опорных пунктов союзников. Лопес бежал в горную местность Серро-Леон на северо-западе Парагвая и с оставшимися у него силами пытался вести партизанскую войну. 20 февраля 1869 года в Асунсьон прибыл бразильский министр иностранных дел Хосе Мария да Силва Параньос, которому император Педру II поручил создание временного парагвайского правительства, – надо же было подписать с кем-то мирное соглашение, ведь Бразилия, как и Аргентина, претендовала только на часть парагвайской территории, не намереваясь уничтожать парагвайское государство целиком (этого бы никогда не позволила Великобритания, которой была выгодна раздробленность Южной Америки, к тому же Бразилии Парагвай был нужен в качестве буфера между нею и Аргентиной, ведь совместное участие в Тройственном союзе не означало исчезновения давней враждебности между двумя крупнейшими государствами континента). 22 июля того же года Национальная ассамблея Парагвая избрала Национальную хунту, состоявшую из двадцати одного человека, а хунта, в свою очередь, избрала комитет из пяти человек, трое из которых образовали Временное правительство, ставшее ширмой для оккупационного командования.
1 марта 1870 года во время захвата бразильцами последнего лагеря парагвайских партизан был убит не пожелавший сдаться Франсиско Солано Лопес Каррильо. Так была поставлена точка в войне, которая вместо трех месяцев растянулась на пять лет.
Итоги войны
Для Парагвая итоги войны были не просто безрадостными, а поистине ужасными – от пуль и инфекционных болезней погибла большая часть населения страны, а о точном количестве жертв историки спорят по сей день. Наиболее достоверной представляется цифра в триста тысяч человек, что составляло две трети от довоенного населения страны.
В Аргентине эта затянувшаяся война не пользовалась популярностью как по причине чрезмерной жестокости, проявляемой обеими сторонами, так и из-за резкого снижения уровня жизни, вызванного ростом цен и налогового бремени. Да и вообще, война против бывшей провинции вице-королевства Рио-де-ла-Плата в союзе с бразильцами воспринималась в народе как помощь чужакам против своих. «Денежным мешкам» тоже не хотелось воевать до полной победы над Парагваем – им было достаточно свободного судоходства по рекам, связывавшим Аргентину с Южной Бразилией, и ослабления своих парагвайских конкурентов. Можно сказать, что все аргентинское общество подталкивало правительство к скорейшему завершению войны, но непримиримая позиция Лопеса, желавшего во что бы то ни стало сохранить свою власть, вынуждала продолжать боевые действия. Даже сам Бартоломе Митре признавал, что Аргентина вступила в войну с Парагваем вынужденно и что она «была печальной для всех нас». Хуан Альберди оценивал аргентинские военные потери в двадцать тысяч человек, включая тех, кто умер от холеры и других инфекционных болезней, вспышками которых в те времена сопровождались все войны.
До войны у Аргентины с Парагваем были взаимные территориальные претензии. Парагвай претендовал на территорию, лежавшую между реками Парана и Уругвай, где в свое время вели активную миссионерскую деятельность иезуиты. После изгнания иезуитов из владений испанской короны Междуречье находилось под религиозной юрисдикцией буэнос-айресской и асунсьонской епархий, причем границы изменялись довольно часто, отчего и Буэнос-Айрес, и Асунсьон считали эти земли своими исконными владениями. По договору от 19 июля 1852 года Парагвай отказался от своих претензий на Междуречье в пользу Аргентинской конфедерации, но этот вынужденный отказ в любой момент можно было пересмотреть. После победы в войне Междуречье окончательно стало аргентинским, а кроме того, к Аргентине отошла значительная часть равнинной области Гран-Чако, лежащей к западу от реки Парагвай. Сюда так и не дотянулись хваткие руки испанских колонизаторов, отчего территориальная принадлежность Гран-Чако вызывала споры – на эти земли заявляли права Аргентина, Боливия и Парагвай. По Договору о Тройственном союзе Гран-Чако должен был полностью отойти к Аргентине, но впоследствии бразильское правительство сделало все возможное для того, чтобы Аргентина получила только около трети от причитавшейся ей по договору территории. Это приобретение (или, скорее, потеря двух третей Гран-Чако) было закреплено в договоре о границе между Парагваем и Аргентиной, подписанном 3 февраля 1876 года. С аргентинской стороны договор подписал министр иностранных дел Бернардо де Иригойен, а с парагвайской – его коллега Факундо Мачаин, поэтому этот договор носит название Мачаин-Иригойенского. Также победители намеревались взыскать с Парагвая контрибуцию, но разоренная страна так и не смогла выплатить ее полностью, ограничившись несколькими небольшими платежами.
Но, пожалуй, самым главным приобретением, полученным в ходе войны с Парагваем, стала окончательная консолидация аргентинской нации. Люди стали ощущать себя не уроженцами отдельных провинций, а аргентинцами, гражданами единого аргентинского государства. Как говорится – лучше поздно, чем никогда. Правда, у этого замечательного во всех смыслах достижения была и не очень-то приглядная изнанка – консолидации способствовало разорение многих провинций во время войны. Нищета и разруха, ввергавшие провинции в зависимость от щедрот Буэнос-Айреса, поспособствовали ослаблению сепаратистских настроений. Кстати, такие провинции, как Буэнос-Айрес или Санта-Фе, во время войны неплохо заработали на поставках провианта и фуража бразильским войскам. Как говорят англичане, «для одних война – это война, а для других – любимая теща».
Что же касается Бразилии, действия которой стали толчком к началу войны с Парагваем, то она получила примерно столько же парагвайской территории, сколько и Аргентина (около семидесяти тысяч квадратных километров), добилась установления свободного судоходства по реке Парагвай, а также оккупировала Парагвай на шесть лет, иначе говоря – безвозмездно пользовалась всеми парагвайскими ресурсами в течение этого времени. Пользуясь случаем, богатые бразильцы и аргентинцы скупали по дешевке земли в побежденной стране. Значительная часть этих земель пустовала, так как оставшиеся в живых жители (в основном женщины и дети) переселялись в окрестности Асунсьона, где можно было прокормиться какой-нибудь поденной работой. Демографическая катастрофа заставила новое парагвайское правительство временно разрешить многоженство, противоречащее догмам католической религии. А что прикажете делать, если в ходе войны убыль мужского населения составила девяносто процентов? Подобно Адольфу Гитлеру, Лопес отправлял сражаться всех, кто мог держать в руках оружие, – и стариков, и подростков, и даже женщин.
Разумеется, наибольшую пользу из самой кровопролитной (и, скажем честно, – самой бессмысленной) войны на Южноамериканском континенте извлекла Великобритания, должниками которой стали все участники конфликта. И если Бразилия к середине прошлого столетия полностью выплатила долги Парагвайской войны, то Аргентина продолжает выплаты по сей день. Дело не столько в деньгах, сколько в политической зависимости должника от кредитора. Великобритании удалось компенсировать утрату власти над Северной Америкой за счет экономического порабощения Южной.