Аргиш
Шрифт:
Пилот, не оборачиваясь, кивнул и поправил наушники.
– Вот, – Андрей вернул квадратную картонку с фотоснимком.
Заговорила рация:
– Борт 536-й, я – Вышка, ответьте, приём.
– Я борт 536-й, вас слышу, приём.
– Грозовой фронт по вашему маршруту. Предлагаю возвращаться на базу. Как поняли? Приём.
Второй пилот тянул руку, указывая куда-то вправо. Там небо уже не было синим. Тёмно-серая полоса вставала на горизонте.
Командир оглянулся, словно проверяя, здесь ли ещё Андрей. Спросил:
– Ну
Андрей растерянно пожал плечами:
– Я… Откуда я знаю? Это вам решать.
Командир щёлкнул тумблером.
– Вышка! Я 536-й. Никакого фронта не наблюдаю. Видимость – сто процентов. Иду заданным маршрутом. Как поняли? Приём.
– Я – Вышка. Вас понял. Отбой.
Андрей вернулся на своё место.
Ребятам решил не говорить.
Стало неспокойно. Сидел и ждал. В иллюминатор старался не смотреть.
Потемнело. Резко изменился шум двигателей – заработали с мгновенными перебоями, с надрывным визгом. Казалось, винты судорожно месят воздух, стараясь уцепиться, удержаться.
Борт словно ударило снаружи, наклонило, вещи заскользили по полу. Мужики испуганно вцепились в лавки, стараясь не оказаться на полу.
Краем глаза зацепил Вадькино белое лицо и иллюминатор сбоку – темно, словно ночью.
И хлынул дождь. Потоки по стеклу, размазанные струи в стороны.
Длилось считаные мгновения.
Борт выровнялся. Двигатели зазвучали ровно. Только темнота и дождь, бьющий по стеклу, никуда не исчезли.
Напряжение не спадало. Напуганы. Ждали, что повторится.
Сейчас вертолёт уже не воспринимался занимательным аттракционом – вверх, к солнцу, в голубое небо. Сейчас это был ненадёжный кусок железа, который, несмотря ни на что, летел, не падал, рвался вперёд сквозь дождь и ветер, выл от натуги двигателями, разрывая винтами чёрное тело грозы.
– Фронт! – прокричал механик и махнул успокаивающе рукой. – Всё! Уже проехали.
Второй пилот, перегнувшись через ручку кресла в проход, махал рукой, подзывая. Андрюха сорвался с места.
Навстречу неслись рваные тёмно-серые клочья. Дождь лупил по стеклу. Мирно, совсем по-домашнему работали дворники, стирая потоки воды.
– Смотри! Оно?
– Ничего не вижу!
– Сейчас…
Внутри клочковатого месива, несущегося навстречу, образовался рваный просвет, мелькнула свинцовая гладь озера, неясные очертания берега, и всё снова заволокло клочьями серого тумана.
– Оно?
– Не знаю… Так сразу не определишь. Не видно же ничего, – Андрей словно оправдывался.
– Оно это, оно, – уверенно заявил второй пилот. – Верховье Вонги. Я здесь уже садился.
– Идём на посадку, – объявил командир.
Вернулся на место.
Перед глазами продолжал стоять просвет среди рваных туч, матовый проблеск воды, чёрная полоса берега.
– Садимся! – прокричал ребятам.
И
Прилипли к иллюминаторам.
Ничего не видно – клочья тумана мимо, и капли дождя расплющиваются о стекло.
Вывалились из облачности, как из мешка. Земля в пятидесяти метрах. Взревели двигателями, пошли вдоль берега. И вниз. Зависли в полуметре.
Механик торопливо натягивал куртку. Распахнул дверцу – ветер с дождём рванулись внутрь, выметая тепло, – спрыгнул. Пригнулся, сделал два шага в сторону и махнул рукой.
Шасси плавно коснулись земли, просели под тяжестью.
День первый
Дождь лил монотонно, не переставая.
Летуны даже двигатели не заглушили. Молотили вхолостую винты, пока выбрасывали вещи наружу.
Легли сверху, прижимая, чтобы не разметало при взлёте.
Механик попрощался, захлопнулась дверца.
Командир за стеклом кабины показывает большой палец.
Борт ушёл, растворился в туманной мути.
Непривычно тихо. Привыкли к шуму двигателей, сжились с ним. Только капли дождя барабанят по рюкзакам и баулам с лодками.
– Спальники! Смотрите, чтобы спальники не промокли, – Андрей по привычке кричал.
Их выбросили на каменистое плато. Голый камень. Сквозь трещины пробивается пожухлая трава. Россыпь мелких неокатанных обломков под ногами.
В двадцати метрах – берег озера. Другого берега не видно, теряется в тумане. Вообще вокруг ничего не видно – темно и дождь.
Туман. Может, и не туман вовсе? Может, туча так низко опустилась, навалилась брюхом на плато? Туман – он светлый – серо-молочная белизна… а здесь какие-то серо-чёрные сгустки повисли в воздухе, перемещаются, словно живые, – ещё чуть-чуть, и озеро совсем закроют.
– Блин! Как мы не гробанулись при посадке? Они сумасшедшие.
– Коль, это мастера. Малая авиация знаешь что на северах творит? У них же свобода самим принимать решения. Хотя… бьются они как мухи о стекло. Ладно, что говорить, сели – и хорошо. Давайте место для лагеря поищем. – Андрей огляделся.
– А что, здесь всегда такая погода? Как-то неуютно. Я уже промок насквозь. И холодно, блин! – Виталик, кряхтя, встал на ноги.
Лишь Вадим безучастно продолжал сидеть. Смотрел, как сгустки тумана пожирают остатки озера. Редкие капли – перед лицом – срывались с капюшона энцефалитки. Странное ощущение… Только что было тепло, светило солнце, вертушка резво летела над тайгой, над болотами. Было интересно, даже немного весело, и… словно занавес закрылся – выключили солнце и синее небо – погасили свет в зале – голый камень, туман, дождь, холод.