Аргонавт

Бушков Александр Александрович

Происходящее казалось похожим на сон. Он отчетливо понимал, в каком положении находится и каков будет скорый конец, но никак не желал с этим смириться. Посмотрел сверху на корму, переполненную людьми: ага, пассажирам третьего класса наконец-то разрешили выйти наверх, и они хлынули немаленькой толпой – на корму к тому же помаленьку отступали люди со шлюпочной палубы, теснимые надвигавшейся шумящей водой.

Как ни удивительно, ни особой суеты, ни паники. Многие стоят на коленях, молятся, а меж ними ходят два священника странного, на взгляд Бестужева, облика – католический и протестантский, судя по всему, дают то, что пышно именуется последним

пастырским увещеванием. Отправиться, что ли, туда? Священники, с точки зрения православной церкви, насквозь неправильные, но какое это сейчас имеет значение?

Нет. Он остановился. Пробормотал упрямо:

– Господи, может, это и гордыня, но рассуди уж ты сам… Твоя воля…

Гул воды превратился в рев, под ногами явственно послышались глухие взрывы – котлы, вяло догадался Бестужев. Корабль словно провалился, задирая корму, Бестужев оказался в ледяной воде, обжигавшей, как кипяток. Со страшной силой его потащило под воду и прижало к какой-то решетке. Сжав губы, стараясь не выпустить ни глотка воздуха, он подумал, что это, должно быть, вентиляционная решетка перед первой трубой, которую он не раз видел, гуляя по палубе.

Волна жаркого, едва ли не раскаленного воздуха вдруг с неимоверным напором швырнула его вверх, Бестужев оказался на поверхности воды, даже хлебнул воздуха. Барахтался, отчаянно бил руками и ногами…

Пальцы вдруг натолкнулись на некое подобие веревки, Бестужев спазматически вцепился в нее, проморгался. Он оказался возле складной спасательной шлюпки – две таких так и остались на верхней палубе, потому что их отчего-то не сумели спустить, а теперь их, значит, сорвало…

Шлюпка была перевернута – но Бестужев с обезьяньей цепкостью ухитрился вскарабкаться на ее днище. Меж ним и кораблем слышались отчаянные крики – это барахтались в воде люди в спасательных жилетах. Бестужев оглянулся на «Титаник» – нос уже полностью скрылся в море, вода достигала основания первой трубы… и вдруг со звоном лопнули тросы, эта громадина стала крениться в воду, крениться… крениться…

Она рушилась прямо на Бестужева, и он успел подумать, что погиб. Буквально рядом с ним послышался оглушительный плеск, взметнулась волна – труба самую чуточку не задела перевернутую шлюпку, ее отшвырнуло волной саженей на двадцать, Бестужев буквально ослеп в вихре соленых капель, никак не мог проморгаться – но цеплялся за леера шлюпки так, что никакая сила не смогла бы заставить его разжать пальцы.

Когда волна схлынула, Бестужев увидел фантасмагорическое зрелище: гибнущий «Титаник» по-прежнему был ярко освещен, свет горел и на тех палубах, в тех каютах, что оказались уже под водой, так что корабль окутывало туманное сияние, идущее из-под морской глади. Корма задиралась все выше, отовсюду неслись душераздирающие крики.

Вдруг все огни погасли. «Титаник» на миг озарился ослепительной вспышкой, и все окончательно погрузилось во мрак. Со стороны гибнущего корабля донесся долгий, оглушительный грохот, словно что-то невероятно тяжелое покатилось от кормы к носу. Заслонявшая звезды корма, вставшая под углом примерно в сорок пять градусов, стала быстро опускаться, звезды открывались одна за другой, одна за другой, одна за другой… Всё! Волны сомкнулись над самым большим в мире пассажирским кораблем, гордо объявленным его создателями непотопляемым…

Бестужеву страстно хотелось зажать уши – со всех сторон доносились душераздирающие вопли, проклятья и стоны барахтавшихся в ледяной воде людей, и он подумал, что так,

должно быть, выглядит преддверие ада. Он ничем не мог помочь, никого не мог спасти, не имел ни малейшей власти над шлюпкой, она, перевернутая, качалась на ледяных волнах, словно пустая бутылка, Бестужев скорчился в три погибели на ее днище, цепляясь за леера. Пронизывающий холод пробирал до костей, Бестужев ощущал себя полой стеклянной фигуркой, до краев налитой ледяной водой, пальцы коченели, уже не чувствовались, и он стискивал их еще сильнее, боясь, что разожмет руки, выпустит леер и свалится в воду, что означало бы смерть.

Понемногу крики тонущих стали глохнуть и отдаляться, словно голову Бестужева закутали толстым слоем ваты. Понемногу мрак перед глазами стал превращаться в некое скопище медленно кружащих тусклых искорок. Понемногу мутилось сознание, а тело, вот чудеса, стало согревать приятное тепло, распространявшееся от кончиков пальцев, от запястий и лодыжек.

Он ощутил себя умиротворенным, даже, кажется, улыбался. Завеса колышущихся огоньков прорвалась, и Бестужев неведомо каким чудом оказался на заснеженной таежной дороге, снег лежал глубокий, белоснежный, рыхло-искристый, ели стояли в фантастически прекрасных кружевах инея, все вокруг дышало очарованием и покоем, Бестужев ощутил небывалое умиление, радость оттого, что кончились его мытарства…

И мимо него совершенно беззвучно пронеслась тройка – розвальни запряжены статными красивыми лошадьми, пристяжные по-лебединому выгибают в стороны шеи, рвется вперед оскаленный коренник… и там, в санях, сидела Танечка Иванихина, повернула к нему румяное, красивое, веселое личико в серо-черном невесомом ореоле роскошной собольей шапки, бросила мимолетный взгляд… и рядом с ней гордо восседал какой-то франт с черными, подстриженными в ниточку усиками, с завитым коком волос, самодовольный и омерзительный Бестужеву, он по-хозяйски приобнял красавицу, кинул на Бестужева победительный взгляд, и вот уже лихая тройка скрылась за поворотом, осталось лишь белое фантастическое безмолвие заснеженной тайги, а у Бестужева не слушались ноги, и он не смог кинуться вслед…

И тут же пропала тайга, открыв морскую гладь, но не ту, черную, куда только что провалился «Титаник», а мутно-зеленоватую, освещенную тусклым сиянием совершенно непонятного происхождения – потому что солнца нигде не видно.

Бестужев не понимал, где он находится – ясно только, что лицо его расположено над самой водой. И к нему беззвучно приближался странный корабль. В чем его странность, удалось догадаться не сразу, но все же удалось: это был самый обычный эскадронный миноносец, на каком Бестужеву пришлось побывать после истории с «Джоном Грейтоном» – вот только его палуба возвышалась над водой не более чем на ладонь, при том, что он не тонул, он целеустремленно двигался прямо к Бестужеву, оказался уже рядом…

И там, у железных поручней, шеренгой стояли люди, глядя на него сверху вниз строго и серьезно. На одном была военная форма, другие – в штатском. Бестужев узнал стоявшего впереди всех поручика Лемке, а там увидел и Колю Струмилина, и Пантюшку Штычкова, и поручика Гридасова, и Валерьяна Самойлова, и еще многих…

Несмотря на приятное тепло, в коем он пребывал, словно под пуховым одеялом, его прошиб озноб.

Ни одного живого он не увидел на этом странном корабле. На борту он узнал всех и каждого – но живых не имелось, там были одни мертвые, погибшие за последние годы, порой на его глазах. Одни мертвые.