Аргонавты Времени (сборник)
Шрифт:
Через окно
Перевод С. Антонова.
После того как Бейли зафиксировали ноги, его перенесли в кабинет и уложили на кушетку возле открытого окна. Там он и лежал – живой, даже лихорадочно возбужденный до пояса, а ниже – мумия, ноги которой были спеленуты белыми бинтами. Он пробовал читать и вдобавок немного писал, но большую часть времени смотрел в окно.
Едва оказавшись здесь, он подумал, что вид из окна развлечет его и придаст ему бодрости, – теперь же он неустанно благодарил за него небеса. В комнате царил серый полумрак, но
Весь день напролет вверх и вниз по реке сновали суда. То сплавлялась вниз по течению, в сторону Лондона, вереница барж, груженных известью или бочками с пивом; то спешил паровой катер, выпускавший большие клубы черного дыма и гнавший за собой длинные перекатистые волны, которые расходились во всю ширь реки; то шустро проносилась лодка с электродвигателем; то проплывала прогулочная шлюпка, полная отдыхающих, или одинокий ялик, или четверка из какого-нибудь гребного клуба. Тише всего на реке бывало, пожалуй, утром или глубоко в ночи. Впрочем, в какую-то лунную ночь компания из нескольких человек проследовала мимо с песнями, исполняемыми под аккомпанемент цитры, мелодичные звуки которой далеко разносились над водой.
Прошло несколько дней, и Бейли стал узнавать некоторые суда; спустя неделю он уже был в подробностях осведомлен по крайней мере о полудюжине из них. «Лусон», тот самый паровой катер, принадлежавший Фицгиббону, который жил двумя милями выше по течению, суетливо пробегал туда-сюда три или четыре раза в день; его было нетрудно распознать по красно-желтой раскраске и двум матросам явно восточной наружности. Однажды, на потеху Бейли, жилая барка «Пурпурный император» остановилась прямо напротив его окна, и ее обитатели без тени смущения принялись завтракать в самой что ни на есть домашней манере. Затем как-то раз под вечер капитан медленно плывшей баржи затеял ссору с женой, когда судно показалось в левом углу оконного проема, и успел распустить руки прежде, чем оно скрылось из виду справа. Бейли воспринимал все это как даровое развлечение, подкинутое ему судьбой, чтобы скоротать время болезни, и встречал аплодисментами все наиболее занимательные происшествия. Миссис Грин, приносившая ему еду, часто заставала его хлопающим в ладоши и тихо восклицающим: «Бис!» Однако у речных актеров были и другие ангажементы, и на его призывы они не откликались.
– Никогда бы не поверил, что буду так интересоваться вещами, которые ничуть меня не касаются, – признался Бейли Уайлдерспину, который, по-дружески переживая за больного, нередко навещал его и старался утешить разговором. – Я думал, такое праздное времяпровождение свойственно лишь малым детям и старым девам. А оказывается, это просто зависит от обстоятельств. Работать я сейчас не могу, дела пущены на самотек; что толку жаловаться на жизнь и ершиться попусту? Так что я лежу и забавляюсь происходящим на реке, как ребенок забавляется погремушкой. Иногда, конечно, становится скучновато, но чаще бывает наоборот. Уайлдерспин, я отдал бы что угодно за то, чтобы хоть раз увидеть, как переворачивается и идет ко дну лодка… хотя бы одна. Над водой – головы пытающихся спастись вплавь, паровой катер, спешащий на выручку, какой-нибудь малый или двое, которых вытягивают при помощи багра… А вот и катер Фицгиббона! Я вижу, у них как раз появился новый багор, а вон тот маленький темнокожий все еще пребывает в унынии. Сдается мне, Уайлдерспин, он нездоров. Он уже два или три дня такой – сидит себе на корточках и угрюмо размышляет о чем-то, глядя на пенящуюся воду. Это вредно – сидеть вот так все время, уставившись на пену, выбегающую из-под кормы.
Они проводили взглядом маленький паровой катер, который пронесся через залитый солнцем участок реки, на мгновение скрылся за верхушкой акации, а потом и вовсе пропал из виду, исчезнув за темной оконной рамой.
– Во мне развилась удивительная зоркость на детали, – сказал Бейли. – Я сразу приметил новый багор на борту. Тот второй черномазый – забавный малый. Со старым багром он никогда не расхаживал так важно.
– Это малайцы, не так ли? – уточнил Уайлдерспин.
– Не знаю, – ответил Бейли. – Кажется, таких называют ласкарами [54] .
54
Ласкар – матрос-индус либо выходец из другой страны Юго-Восточной Азии.
Тут он принялся рассказывать Уайлдерспину все, что успел узнать о частной жизни обитателей жилой барки «Пурпурный император».
– Чудно, – заметил он. – Эти люди прибыли сюда со всех концов света – из Оксфорда и Виндзора, из Азии и Африки, – собрались на барке и проплывают взад-вперед мимо моего окна с единственной целью развлечь меня. Третьего дня какой-то человек явился из неизвестности, самым что ни на есть великолепным образом завязил весло напротив моего окна, выпустил его из рук, а затем подобрал и опять отбыл в неизвестность. Вероятно, он никогда больше не войдет в мою жизнь. Он прожил на земле лет тридцать или сорок, испытал свои маленькие житейские невзгоды – и все это лишь для того, чтобы три минуты повалять дурака перед моим окном. Удивительно, Уайлдерспин, если вдуматься.
– Да, в самом деле, – отозвался его собеседник.
День или два спустя у Бейли выдалось знаменательное утро. Сказать по правде, ближе к концу происшествие оказалось не менее волнующим, чем любое зрелище, которое он мог бы наблюдать через окно. Впрочем, начнем с начала.
Бейли находился в доме один: экономка отправилась за три мили в город оплатить счета, а у служанки был выходной. Утро началось скучно. Где-то в половине десятого вверх по реке прошло спортивное каноэ, потом в обратную сторону проследовала шлюпка, полная любителей пикников. Но это была только прелюдия. Настоящее действо развернулось около десяти.
Все началось с того, что в отдалении, там, где три тополя подступали к самой излучине реки, затрепыхалось что-то белое.
– Носовой платок, – сказал себе Бейли, увидев это. – Нет. Великовато для платка. Скорее флаг.
Однако неведомый предмет, который вдруг стал подскакивать вверх, явно не был флагом.
– Человек в белом быстро бежит, и притом бежит сюда, – догадался Бейли. – Какая удача! Вот только его белая одежда слишком широка для него.
И тут произошло кое-что неожиданное. Между темными деревьями вдалеке мелькнула какая-то розовая вспышка, а за ней показалось облачко бледно-серого дыма, которое поплыло на восток и вскоре растаяло. Человек в белом подпрыгнул и побежал дальше. А еще через секунду до Бейли донесся звук выстрела.
– Что за черт! – воскликнул он. – Похоже, по нему стреляют!
Он с трудом принял сидячее положение и стал пристально всматриваться. Белая фигура неслась по тропинке через пшеничное поле.
– Будь я проклят, если это не один из черномазых Фицгиббона! – вскричал Бейли. – Интересно, почему он так размахивает рукой, словно что-то пилит на бегу?
Затем на темном фоне деревьев смутно обозначились три другие фигуры.
Внезапно на том берегу реки появился еще один человек – чернобородый мужчина во фланелевой рабочей одежде с красным поясом и широкополой шляпе из серого фетра. Он шел, сильно наклоняясь вперед и свесив спереди руки. Позади него пригибал траву буксирный канат, тянувшийся к лодке, которую он тащил за собой. Человек пристально глядел на белую фигуру, бежавшую через поле. Вдруг он остановился, и по характерным движениям Бейли догадался, что чернобородый перебирает руками канат. Через реку донеслись голоса людей, сидевших в еще скрытой от глаз Бейли лодке.