Аргонавты Времени (сборник)
Шрифт:
Темпл тут же навалился сверху. Керосиновая лампа опрокинулась и погасла. Комната погрузилась в полумрак с багровыми сполохами догоравших в камине углей. Лежа на спине, Финдли сумел пробить Темплу по ребрам, но тот, прижав локтем к полу его горло, ударил в лицо буллой, словно кувалдой, а потом еще и еще – пока распростертое тело не перестало дергаться.
Отрезвил его лишь заполнивший комнату отчаянный женский визг. Скорчившись над убитым, он поднял голову и увидел, как закрывается дверь кабинета. Послышался топот удалявшихся по коридору шагов. Темпл опустил взгляд на то, что совсем недавно было лицом Финдли, и бесконечно долгую минуту смотрел на него, приоткрыв рот.
Затем он поднялся на ноги в бликах умирающего пламени и постоял над телом, словно приходя в себя после кошмара. Заметил у себя на руке буллу, покрытую кровью и клочьями волос, и тут осознал, что произошло. Охваченный внезапным ужасом, он отшвырнул от себя дьявольскую штуковину. Она со стуком упала на пол возле сигарного ящика, прокатилась несколько шагов и замерла у двери, где лежала вначале, – почти такая же с виду, похожая издали на человеческий череп. Казалось, булла выполнила свое предназначение и вернулась на прежнее место, став главной и единственной причиной смерти Финдли и самого Темпла.
Красная комната
Перевод С. Антонова.
– Уверяю вас, – сказал я, – что напугать меня под силу только очень материальному привидению. – И я встал возле камина со стаканом в руке.
– Что ж, это ваш выбор, – отозвался сухорукий человек и окинул меня недоверчивым взглядом.
– Я прожил на этом свете уже двадцать восемь лет, – продолжал я, – и до сих пор не встречал ни одного привидения.
Старуха сидела, уставившись на огонь белесыми, широко раскрытыми глазами.
– О! – вмешалась она. – Вы прожили двадцать восемь лет, но, вестимо, никогда не встречали ничего похожего на этот дом. Здесь есть на что взглянуть, когда тебе всего лишь двадцать восемь годков. – Она медленно качала головой из стороны в сторону. – Есть на что взглянуть и о чем кручиниться.
Я заподозрил, что своими монотонными речами старики стараются преувеличить призрачные ужасы их дома. Осушив стакан и поставив его на стол, я осмотрелся и мельком уловил в дальнем конце комнаты, в причудливом старинном зеркале, собственное отражение, до невозможности укороченное и одновременно расширенное.
– Что ж, – произнес я, – если я что-нибудь увижу нынче ночью, я узнаю много нового; ведь я подойду к делу непредвзято.
– Это ваш выбор, – повторил сухорукий.
До моего слуха донеслись шаркающие шаги и тихое постукивание палки по плитам коридора. Скрипнула на петлях дверь, и в комнату вошел другой старик, более согбенный, морщинистый и дряхлый, чем первый. Он опирался на костыль, на глазах у него были темные очки, полувывернутая бледно-розовая губа отвисла, обнажая гнилые желтые зубы. Он направился к креслу, стоявшему у противоположного конца стола, грузно уселся и затрясся в приступе кашля. Сухорукий бросил на него взгляд, исполненный явной неприязни, меж тем как старуха не обратила на вошедшего никакого внимания и продолжала неотрывно смотреть на огонь.
– Говорю же, это ваш выбор, – снова произнес сухорукий, когда второй старик ненадолго перестал кашлять.
– Это мой выбор, – подтвердил я.
Человек в темных очках впервые заметил мое присутствие и на миг откинул голову назад и вбок, чтобы меня рассмотреть. Я перехватил мимолетный взгляд его глаз – маленьких, блестящих, воспаленных. Потом он снова начал захлебываться от кашля.
– Почему не пьешь? – спросил сухорукий, пододвигая к нему пиво.
Человек в очках дрожащей рукой налил себе полный стакан, расплескав едва ли не больше по дощатому столу. Исполинская тень старика изгибалась по стене, передразнивая его движения. Должен признаться, я вовсе не ожидал встретить здесь этих карикатурных хранителей седой старины. Как по мне, в старости есть что-то недостойное человека, что-то атавистическое и унизительное; кажется, что человеческие качества у стариков день ото дня мало-помалу отмирают. В обществе этих троих, с их мрачной молчаливостью, согбенными спинами и очевидной враждебностью ко мне и друг к другу, я чувствовал себя неловко.
– Если вы покажете мне эту вашу комнату с привидением, – сказал я, – то я прекрасно устроюсь там на ночлег.
Кашляющий старик отдернул назад голову так резко, что я невольно вздрогнул, и его воспаленные глаза снова уставились на меня из-под темных очков. Мне никто не ответил. Я подождал с минуту, окидывая взглядом то одного, то другого.
– Если, – снова заговорил я немного громче, – вы покажете мне эту вашу комнату с привидением, я избавлю вас от необходимости развлекать меня.
– Там за дверью, на плите, есть свеча, – сказал сухорукий, скосившись на мои ноги. – Но если вы собираетесь провести ночь в Красной комнате…
– Когда же, если не сегодня! – перебила его старуха.
– …то идите один.
– Отлично! – отозвался я. – И как мне туда пройти?
– Идите по коридору, – принялся объяснять сухорукий, – пока не покажется дверь; через нее вы попадете на винтовую лестницу; поднявшись по ней до середины, увидите площадку и другую дверь, обитую байкой. Откройте ее и пройдите по длинному коридору; Красная комната – в самом его конце, слева, вверх по ступенькам.
Я повторил его указания и спросил, верно ли все запомнил.
Он поправил меня в одной мелочи.
– Вы и впрямь туда пойдете? – спросил человек в темных очках, в третий раз обратив ко мне лицо, которое неприятно и неестественно подергивалось.
– Когда же, если не сегодня! – прошептала старуха.
– За этим я сюда и приехал, – сказал я и направился к выходу.
Старик в очках тут же встал и, пошатываясь, обошел стол, чтобы быть поближе к остальным и к огню. У двери я обернулся и оглядел собравшихся: они сбились вместе и маячили темными силуэтами на фоне очага, повернув ко мне напряженные дряхлые физиономии.
– Доброй ночи, – пробормотал я, открывая дверь.
– Это ваш выбор, – вновь произнес сухорукий.
Я держал дверь распахнутой настежь, пока свеча как следует не разгорелась, потом затворил ее и двинулся по холодному гулкому коридору.
Признаюсь, странность этих трех пансионеров, в чьем ведении ее светлость оставила замок, и мрачная старомодная обстановка комнаты кастеляна, где они сообща обретались, странным образом повлияли на меня, несмотря на все мои усилия сохранять хладнокровие. Они, казалось, принадлежали другой, более ранней эпохе, когда к явлениям духовного мира относились с большим доверием, чем сегодня, когда верили в предзнаменования и колдунов, а реальность призраков ни у кого не вызывала сомнений. Самое существование этих людей было призрачным; фасон и покрой их платья – порождением умершей мысли; даже убранство и благоустройство их комнаты – фантазиями людей прошлого, которые скорее гостили, чем жили в сегодняшнем мире. Но усилием воли я отогнал от себя эти мысли. В протяженном, насквозь продуваемом подземном тоннеле, промозглом и пыльном, пламя свечи то и дело мигало, заставляя тени съеживаться и трепетать. Эхо моих шагов разносилось вдоль винтовой лестницы, за мной следовала тень, а впереди над головой скользила во тьму другая. Я ступил на лестничную площадку и на миг остановился, прислушиваясь к почудившемуся мне шороху, затем, убедившись, что везде царит полнейшее безмолвие, толкнул дверь, обитую байкой, и оказался в коридоре.