Архангельское
Шрифт:
Чайная пара с портретом Николая Борисовича Юсупова в испанском костюме. Фарфор из фондов музея-усадьбы «Архангельское»
После ревизии стало ясно, что княгиня хозяйство изрядно запустила и прогрессивный оброк, издавна служивший главным источником юсуповского богатства, уже не приносил денег столько, сколько прежде. Молодой князь выработал привычку вникать во многое лично. Он занимался всем, от приобретения испанских овец до изучения экономической литературы. В огромной семейной библиотеке таких книг имелось много (больше тысячи), и все они, судя по карандашным пометкам Николая Борисовича, были прочитаны. Князь внимательно относился к своим подчиненным, хороших приказчиков награждал, нерадивых отправлял в армию
Умея экономить, Юсупов не жалел денег на производство, старался отыскать способы получения местного сырья, дабы не впасть в зависимость от зарубежных поставок. Известно, что в Астрахани у него были поля, где паслись выведенные под его же контролем «экспериментальные» овцы. Зимой 1803 года, купив казенную шелковую фабрику в Купавне и заново ее оснастив, он взялся за изготовление бумаги и часов, сумев превратить ранее убыточную мануфактуру в предприятие прибыльное и даже конкурирующее с заграницей. Спустя 3 года купавинские производства принесли Юсупову более 100 тысяч рублей прибыли – больше, чем все остальное, чем он занимался в первые годы XIX века. Чуть позже Ильинский и Лубянский магазины, открытые им в центре Москвы, стали приносить от продажи собственного сукна и шелка почти 200 тысяч рублей дохода. Примерно тогда же князь попробовал «поиграть» с кредитами, и с тех пор его основные средства больше не лежали мертвым грузом в кубышке, а находились в обороте.
Юсупов никогда не скрывал, что пользуется положением сановника, чтобы иметь всевозможные послабления и налоговые льготы. Полноценную выплату в казну он сделал только раз, в 1815 году, преподнеся чиновникам Московской думы 1238 рублей 41 копейку поземельного налога.
Ближе к середине столетия русская знать поняла, что паровоз (иначе – развитая промышленность) приведет страну к процветанию гораздо быстрее, чем полудохлая лошадка крепостного. Возможно, осознавал это и Юсупов, но на письмо бывшего декабриста Михаила Орлова, который, решив претворить в жизнь собственную экономическую теорию, попросил продать ту самую купавинскую фабрику, ответил: «Семечками не торгуем».
Николай Борисович был одним из самых богатых людей своего времени, причем не только в России. Известно, что в 1827 году его годовой доход составил 1,6 миллиона рублей – вряд ли хоть один русский вельможа мог бы похвалиться таким же. Он был владельцем множества заводов и фабрик, начиная от старой суконной недалеко от Курска, полученной в наследство от отца. Ему принадлежали земли в 23 губерниях и около 40 тысяч крепостных крестьян мужского пола, ловы на Каспийском море, несколько каменных домов, построенных специально для получения дохода. Деньги приносили многочисленные имения, исключая Архангельское, которое всегда оставалось тем, чем хотел его видеть хозяин, – местом для увеселений.
Овальный зал
Внутреннюю планировку дворца в усадьбе определило желание владельца создать летний, накрепко связанный с природой, дом. Сегодня это становится заметным при входе в здание с прямой, как стрела, Императорской аллеи. Уже из вестибюля, через аванзал и выходящие в парк двери Овального зала, видна дорожка верхней террасы, которая совсем не случайно лежит на одной оси с подъездной аллеей. Если из Овального зала посмотреть в любой конец анфилады, перед взором опять-таки окажется зеленая стена: Большой дом, кажется, просвечивает насквозь.
В плане двухсветному в два этажа Овальному залу была отведена роль помещения, способного вместить как можно больше гостей во время балов, концертов и праздничных приемов. С важностью отведенной роли согласовывалась и отделка – яркая, вызывающе декоративная, торжественная.
Выдержанная в теплой золотистой гамме, эта комната наполнена теплом и светом даже в пасмурные дни. Подобные помещения немыслимы без колонн, но в Овальном зале архитектор довел их число до 16, сделав парными и завершив каждую пышной коринфской капителью. Выполненные из желтоватого искусственного мрамора, они резко выделяются на фоне светлых стен, и каждая из них выглядит самостоятельным произведением искусства, а не банальной опорой для хоров, коей является на самом деле.
Высокий купол зала расписан кессонами того же золотистого цвета. Аллегорические сцены с Амуром и Психеей на потолке – творение Николя де Куртейля. Герои античной мифологии присутствуют и в отделке каминов, где в барельефных композициях изображены Леда и Прозерпина в момент ее похищения.
После сложной расстановки опор оказалось, что колоннада, так эффектно окружившая зал, прикрыла собой пилястры, поэтому их решено было выделить простенками, точнее развешанными в них зеркалами в красивых рамах
Об этом даже при Николае Борисовиче знали немногие, а с его смертью о происшествии и вовсе забыли. Собираясь в прекрасном Овальном зале, гости князя музицировали, танцевали, мило беседовали и, конечно, не раз восхищались лепниной, не подозревая о том, что эта красота стоила человеческой жизни. Впрочем, царившая здесь атмосфера праздника не допускала мрачных дум, особенно во время балов, когда слуги зажигали все светильники, в том числе и 132 свечи в 3-ярусной люстре. Тяжелая на вид, она казалась бронзовой, хотя в действительности была сделана из левкаса – смеси олифы, мела и клея, покрытых золотой краской. Русские мастера работали с этим примитивным материалом с виртуозностью художников и подобные вещи, будучи намного дешевле натуральных аналогов, смотрелись прекрасно, в чем еще раз убеждает роскошная люстра Овального зала. Устав от танцев, гости присаживались в кресла, изготовленные крепостными столярами из карельской березы мягкого янтарного оттенка. Вся мебельная обивка в Овальном зале – расшитый цветами золотистый шелк – изготавливалась на купавинской фабрике.
Кресло из карельской березы
Дворцовой анфиладе по правилам классицизма надлежало раскрываться перед зрителем в определенной последовательности. Каждая следующая комната должна была чем-то напоминать предыдущую, но в то же время быть еще наряднее, богаче, великолепнее. В Архангельском началом такой цепочки послужил Овальный зал. Задуманный как помещение парадное, он имел две расположенные друг напротив друга двери с десюдепортами, как принято называть – живописные или скульптурные панно, выполненные специально для размещения над дверями. Каждый из входов, помимо прямого назначения, играл еще одну очень важную роль: он открывал взору анфиладу, вторым парадным помещением в которой является Императорский зал. Дворец русского вельможи, как бальный зал без колонн, не мог обойтись без портретов государей. Николай Борисович разместил их в отдельном помещении, дав ему соответствующее название. Таким образом он, принимавший в своей подмосковной резиденции членов царской семьи вплоть до императоров, выражал преданность дому Романовых и одновременно выказывал собственную важность. Мебель в Императорском зале в строгом порядке стояла вдоль стен, блистая белой краской и золотом, что вполне согласовалось с канонами русского классицизма.
Анфилада дворцовых залов
Торжественный, немного холодноватый вид этой комнате придавали серые и светло-зеленые тона росписей, а также монархическая символика – секиры и ликторские пучки, орлы, воинская амуниция, лавровые венки, курильницы. Бледные оттенки обюссонского ковра контрастировали с яркой палитрой картин и вызывающим блеском хрустальных бра.
В убранстве Императорского зала, чье официальное значение не затушевывалось, а напротив, подчеркивалось, светильники играли особую роль. Непременная для подобных помещений люстра здесь была невелика, зато изящна. Сделанная из настоящей бронзы, украшенная подсвечниками в виде охотничьих рожков и крошечными собачьими головками, она спускалась до высоты человеческого роста: столь низкая подвеска требовалась для того, чтобы мерцающее пламя свеч отражалось сразу в трех зеркалах. Игра света продолжалась в хрустальных украшениях жирандолей. Эти канделябры, или попросту свечные горки, в Архангельском отличались редкой красотой и имели свою историю, поскольку оказались в усадьбе еще в елизаветинскую пору. Тихими вечерами Николай Борисович приходил сюда просто так, чтобы полюбоваться изумительными вещами. Переводя взгляд с бра со стержнями из молочного стекла, расписанными золотыми цветочными гирляндами, на каминные часы со стройными женскими фигурками, разглядывая бюсты и портреты-камеи, князь думал, что был тысячу раз прав, не пожалев на все это денег.