АРХИЛЕПТОНИЯ
Шрифт:
Потом я видел, как монахи выходят из стен, как они умеют появляться в разных частях крепости, не пересекая залитый солнцем монастырский двор. Очевидно, сеть тайных коридоров, дверей и проходов связывает все стороны крепости и воспользоваться ими могут только посвящённые. Позднее, когда брат вернулся домой, он рассказывал, что, по его мнению, почерпнутому из косвенных источников, у монахов и арсенал вооружения имеется. А уж какой — не будем гадать. К тому же среди монахов есть и бывшие военные, и полицейские, и спецназовцы. В общем — люди подготовленные. Причём из разных стран.
А вместе с ними в монастыре собрались художники,
У монастыря больше двух тысяч постоянных паломников. Некоторые приезжают издалека, некоторые живут по соседству. Они — то и есть потенциальная рекрутинговая аудитория. Пока я жил у Патера И в городке, два паломника, один из которых шёл с нами ночью в монастырь, приняли монашеский сан.
С одним из них удалось побеседовать, когда я уходил из монастыря (на уже известном лендровере: сначала в сербский монастырь, потом на автобусе до моря, потом на корабле до Уранополи). Паломник был туристическим агентом, немного знал английский. Жаловался на жену, правительство и полицию (его недавно лишили водительских прав). Я особенно не обращал внимание на жалобы, уже знал: греки всегда жалуются на правительство. Но он также скучал по сыну: тот уехал с семьёй в Афины, и теперь они не видятся годами. Меня эта тема задела за живое — я ведь уходил из монастыря и знал, что с братом увижусь тоже не скоро. На корабле, глядя на медленно проплывающие мимо берега Афонского полуострова, паломник повторял, что мечтает умереть именно здесь, в монастыре. Я запомнил его имя — Серафим (нетрудно запомнить). Это был низкорослый, мощный мужчина с густой седой бородой, намного старше меня. Настоящий спартанец, как я их представлял.
Когда через три месяца брат вернулся домой, он рассказал, что Серафим принял сан и замолчал на полгода. Это первое и главное послушание, которое получают новые монахи. Полгода молчать и молиться. Ещё он рассказал, что через месяц после того, как Серафим принял монашество, к нему приехал сын. И стал потом приезжать постоянно и оставаться на выходные. Они садились в тени огромного лимонного дерева и молчали. А у отца Серафима по щекам и седой бороде текли слёзы. Ведь именно теперь он стал часто видеться с сыном — когда стал монахом…
Не только паломники помогают монастырю, но и монастырь помогает паломникам. В любых обстоятельствах, при первой же необходимости.
Как — то раз мы катили с Патером И по Иерисосу и увидели человека, спешившего за уже уходящим в Салоники междугородним автобусом. Машина поравнялась с бегущим. На том лица не было, он задыхался, на спине болтался тяжеленный рюкзак. Патер И остановился на автобусной остановке и окликнул его по имени. Они что — то обсудили, перекрикиваясь, Патер И выхватил из глубокого кармана истрёпанной рясы горсть купюр и сунул через окно знакомому прямо в руку. Тот схватил деньги, стал благодарить, но Патер И замахал на него и приказал бежать. Как я успел заметить, среди купюр было несколько сотенных евро. Бедолага убежал в сторону стоянки такси. А Патер И довольный, почти счастливый покатил дальше и объяснил мне как смог, что это паломник Теодор (по — нашему — Федя) из Иерисоса, работает в книжном магазине, очень бедный, опоздал на автобус до Салоник, теперь может опоздать на самолёт. Он должен лететь к сестре на свадьбу в Болгарию. Вот и решил Патер И дать ему денег на такси до Салоник — и на подарок для сестры заодно.
Деньги для Патера И были как конфетные фантики. Просто бумажки. Вынужденное мерило общения с этим смешным и окончательно запутавшимся внешним миром.
А когда — то он жил и дышал для них.
С другим паломником я прожил бок о бок несколько дней в монастырском доме, тесно общаясь, деля с ним и Патером И трапезу и вечерние беседы на балконе. Это был парень по имени Николас, македонец лет двадцати пяти, который потерял работу, другую работу никак не мог найти и попросил помощи у монастыря. Он часто паломничал, но теперь приехал надолго: жить у Патера И и работать на монастырских фермах, разбросанных по Халкидики. Монастырь дал ему работу, содержал бесплатно в доме и платил, чтобы парень мог в конце сезона привезти какие — то деньги домой.
Вот так.
Все эти люди показались мне настоящим сокровищем монастыря. Они помогали друг другу не потому, что им это было выгодно, а потому, что хотели. Я часто видел, как уже знакомые мне паломники подкатывали к дому и выгружали во двор кто что привёз, кто чем мог поделиться с монастырём. От ящиков со списанным и провонявшим хлоркой военным обмундированием (ботинки, зимние куртки, шарфы — зима — то в каменном монастыре у моря промозглая, даже в Греции) до щенка немецкой овчарки (пусть живёт в монастыре, где уже прижились вездесущие кошки и обитает огромный старый конь, на котором время от времени кто — нибудь отправляется побродить по горам). Ещё привозили гвозди, кирпичи, коробки с туалетной бумагой.
Стигмы
Монахи, наверное, как и большинство греков в Греции, — убеждённые антисемиты, скрытые или явные.
Причём многие с евреями никогда не общались и вообще не сталкивались. Однако традиционный антисемитизм налицо: то там то сям, по поводу или без повода, они презрительно отзываются о евреях и автоматически об Израиле. Основная причина, конечно, — «убийство Христа», которое они евреям никогда не забудут и не простят.
У греков это иногда приобретает весьма забавные формы.
Своего премьер — министра они считают скрытым евреем, потому что он их обманывает.
Какого — нибудь местного начальника — потому что он ездит на дорогой машине.
Соседа с параллельной улицы могут подозревать, потому что он построил новый дорогой дом на продажу.
Вот так, вроде безобидно, греки в миру подтасовывают под еврейство всё, что связано с выгодой или бизнесом. А сами втайне завидуют успешным людям. Ну не то чтобы прямо завидуют, но не отказались бы быть на их месте. Греция ведь очень бедная страна. Но стала она бедной не потому, что её кто — то разорил: греки это сами допустили.
С антисемитизмом безобидно было не всегда. Когда я посетил Кипр, то узнал, что в древние времена греки добивали палками терпящих кораблекрушение евреев, которые пытались выбраться на скалистые берега.
И страшное гетто в Салониках не было безобидной страницей Второй мировой войны. Многие греки активно сотрудничали с нацистами.
Салоники вообще много веков был больше чем наполовину населён евреями. Теперь их там осталось несколько семей.
Однако надо признать: и среди греков были праведники, которые укрывали евреев от фашистов, спасая им жизнь.