Архипелаг чудовищ
Шрифт:
Сотрясения от взрыва динамита кончились. Со свода сыпались мелкие камни и пыль. Легкий шум их падения усиливался в гулкой пещере и отзывался в потаенных, мрачных глубинах.
Молчание смерти обволокло могилу, в которой был заживо замурован Тотор.
В первый момент бедного юношу объял ужас.
Он сидел на корточках у коптящего фонаря, глядя на колеблемые во все стороны подвижные тени, не в силах двигаться, действовать и даже думать.
Пока негодяй был здесь, Тотор еще мог вести себя вызывающе, быть решительным, мужественным, презирать смерть, чем поразил всех бандитов. Но теперь
Парижанину вдруг привиделось, будто он малыш, потрясенный отчаянным детским горем, а мать смотрит на него большими бездонными глазами, в которых отражаются все его невзгоды.
Зачем ему сверхчеловеческая сила, дьявольское упорство, неукротимое мужество и изобретательность, которые до сих пор всегда побеждали?
Будто завороженный пламенем фонаря, он неподвижно смотрел перед собой, ничего не видя; едва дышал, будто грудь его сжало тисками.
Он вспоминал необычайные схватки, из которых всегда выходил победителем; друзей, таких дорогих, неразрывно связанных с его жизнью… Мериноса, названого брата, прелестную Нелли, при мысли о которой его сердце забилось чаще… вспоминал отца, никогда не знавшего поражений, мать, которой ему больше не увидеть…
В то время, как Тотор вызывал в памяти дорогие образы, наполнявшие воображением ужасную пещеру, под ресницами его возникло легкое покалывание, глаза заволокло туманом, и душераздирающие рыдания, которые он даже не пытался сдержать, сотрясли юношу. Хлынули слезы, отчаянный крик замер на губах:
— Мама, о, мама, бедная мама!
Он долго плакал навзрыд, не стыдясь и не сдерживаясь. Плакал, вопреки своей насмешливой мужественной натуре, всегда восстававшей против слез и сантиментов.
Этот совершенно естественный кризис, оправданный ужасными обстоятельствами, наконец миновал и даже пошел Тотору на пользу. Юноша будто пробудился от кошмара, вздрогнул и тут же взял себя в руки. В гробовой тишине подземелья, как посвист скворца или иволги, гулко разнесся его насмешливый голос:
— Это еще что такое, мэтр Тотор! Уж не потоп ли начался? Право, с меня течет, как с морского бога в фонтане на площади Согласия! Тьфу, сколько воды, мой дорогой, сколько воды! Довольно! Закроем шлюзы. Ну вот и все! А теперь будем серьезны!
В мгновение ока парижанин стал самим собой, то есть отважным мальчуганом, привычным к смелым поступкам и, как всегда, готовым совершить даже невозможное.
Тотор быстро поднялся, но пошатнулся и чуть не упал. Это напомнило ему, что ноги и руки все еще связаны.
Тонкие, прочные веревки мешали двигаться, оставляя, однако, рукам и ногам относительную свободу.
— Ах да! Бечевки мистера Дика! Нужно от них избавиться!
Молодой человек наклонился над фонарем, открыл его и подставил огню веревку, охватывавшую запястья. Пенька тотчас почернела, покраснела и задымилась, распространяя сильный запах паленого.
Нетерпеливый Тотор стал дергать руками. Крак! Руки свободны. Теперь ноги. Минута — и готово.
Он посмотрел на обожженные руки и покачал головой:
— Браслеты, от которых мне долго не избавиться! Но на войне как на войне!..
Тотор потянулся, похрустывая суставами.
— Стоит посмотреть склады продовольствия и убедиться, что жулик Дик не наврал.
Тотор разговаривал сам с собой во весь голос, но слова звучали приглушенно, и пленник содрогнулся. Гулкое эхо, красноватый свет, в нескольких шагах переходивший в кромешную тьму, пахнущий затхлостью воздух — все жестоко напоминало об отчаянном положении.
Но парижанин всеми силами души противостоял боязни и эмоциям, стараясь не думать об этом ужасе.
Он решительно встряхнулся:
— Конечно, местечко не из приятных… Но привыкнуть можно ко всему. У меня уже бывали в жизни приключения, так что, пожалуй, я готов и к этому испытанию.
Тотор поводил фонарем над разбросанными запасами, оставленными мистером Диком. Негодяй сказал правду. Экономя с самого начала, Тотор сможет продлить жалкое существование на две недели.
— А потом? Тьфу, пора перестать об этом, не будет никаких «потом»! Значит, нужно так поступить, чтобы жизнь длилась долго… до бесконечности, черт возьми! Но, прежде чем зариться на вечность, следует сохранить свет, не дать погаснуть его переносному источнику, называемому фонарем. Можно сказать — полночному солнцу или солнцу ночей моих! Без него не обойтись!
Обшаривая все вокруг, юноша нашел толстую оплетенную бутыль с промасленной пробкой. Осторожно вытащил пробку и, засунув в горлышко палец, убедился, что бутыль полна.
— Ура, масло! Не оливковое, конечно, но для освещения годится! Нет ничего проще, чем подкармливать огонек. Фонарь похож на корабельный и должен гореть все двадцать четыре часа. Раз нет часов, будет отмечать мне дни. Я же сказал, что это солнце! А это что еще такое?
Он наткнулся на длинный, твердый, тяжелый предмет, который не заметил раньше под камнями и песком, покрывавшими дно пещеры. Тотор наклонился и удивленно вскрикнул. Это был толстый металлический прут, заостренный с одной стороны и расплющенный с другой так, чтобы получился скошенный край.
— Это же инструмент, которым дробят камни! Великолепный лом, метр двадцать пять в длину, очень прочный. Откуда он взялся? Наверняка не подарок мистера Дика. Тогда чей же?
Парижанину вспомнился стук от падения какого-то предмета перед самым взрывом динамита, когда Тотора замуровали. Тогда еще послышалась милая канадская песенка — ее насвистывал один из матросов, смутно различимый в полумраке.
Случай это или хорошо обдуманный поступок? Может быть, кто-то из людей Дика хотел помочь несчастному пленнику? Если стальным ломом орудовать умело и энергично, можно пробить камни и обломки, загромоздившие вход в пещеру.
Юноша совсем было поверил в чей-то благородный поступок, как вдруг острое подозрение пронзило его сердце.
А может быть, это новая дьявольская выдумка мистера Дика — внушить пленнику ложную надежду, увеличить его страдания и истощить побыстрей сверхчеловечески трудной работой?
— Надо попробовать, — сказал себе Тотор. Его рыцарская душа предпочла допустить, что это благородный порыв. — Начали!
Он поднял лом и, подойдя к стене, попытался на ощупь отыскать щель, хотя бы трещину, чтобы вставить его. Но ничего не нашлось.