Архипелаг ГУЛаг(в одном томе)
Шрифт:
И наконец – широкий философский взгляд:
«История никогда не нуждалась в прошлом (?), и тем более не нуждается в нём история социалистической культуры».
История не нуждается в прошлом! – вот до чего договорились Благомыслы. А в чём же она нуждается? – в будущем, что ли?.. И вот они-то пишут историю…
И что можно сейчас возразить всем им, всем им против их слитного невежества? И как им сейчас можно объяснить?
Ведь истина всегда как бы застенчива, она замолкает от слишком наглого напора лжи.
Долгое отсутствие свободного обмена информацией внутри страны приводит к пропасти непонимания
Мы просто перестаём быть единым народом, ибо говорим действительно на разных языках.
А всё – таки прорыв совершился! Уж как была крепка, как надёжна казалась навек отстроенная стена лжи – а зазияла брешь. Ещё вчера у нас никаких лагерей не было, никакого Архипелага – а сегодня всему народу и всему миру увиделось: лагеря! да ещё фашистские!
Как же быть?? Многолетние мастера выворачивания! изначальные хвалебщики! – да неужели вы это стерпите! Вы – и оробеете? Вы – и поддадитесь?..
Да конечно же нет! Мастера выворачивания первые и хлынули в эту брешь. Они как будто годами только её и ждали, чтобы наполнить её своими серокрылатыми телами и радостным – именно радостным! – хлопаньем крыльев закрыть от изумлённых зрителей собственно Архипелаг.
Их первый крик – мгновенно найденный, инстинктивный – был: это не повторится! Слава Партии! – это не повторится!
Ах, умницы, ах, мастера заделки! Ведь если «это не повторится», так уж само собой приразумевается, что сегодня этого нет! В будущем – не будет, а сегодня конечно же не существует!
Так ловко хлопали они своими крыльями в бреши – и Архипелаг, едва появившись взорам, уже стал и миражом: его и нет, и не будет, ну, может быть, разве только – был… Так ведь – культ личности! (Удобный этот «культ личности»! – выпустил изо рта, и как будто что-то объяснил.) А что действительно есть, что осталось, что наполняет брешь и что пребудет вовек – это «Слава Партии!» (Сперва как будто слава за то, что «не повторится», а потом и сразу почти уже как будто слава и за сам Архипелаг, это сливается, не разделишь: ещё и журнала того не достали с пресловутой повестью, но всюду слышим: «Слава Партии!» Ещё не дочитали до того места, как плёткой бьют, но со всех сторон гремит: «Слава Партии!»)
Так херувимы лжи, хранители Стены, прекрасно справились с первым моментом.
Но брешь всё-таки оставалась. И крылья их не могли на том успокоиться.
Второе усилие их было – подменить! Как фокусник, почти не закрывая платочком, меняет курицу на апельсин, так подменить и весь Архипелаг, и вместо того, который в повести показан, представить зрителям уже совсем другой, гораздо более благородный. Сперва попытки эти были осторожны (предполагали, что автор повести близок к трону), и подмену надо было делать, непрерывно хваля мою повесть. Ну, например, рассказывать об Архипелаге «от очевидцев» – о коммунистах в лагере, которые, правда, «не собирали партийных взносов, но проводили ночами тайные партийные собрания (?), обсуждали политические новости… За пение шёпотом “Интернационала” по доносам стукачей гноились в карцерах… Бандеровцы, власовцы издевались над настоящими коммунистами и калечили их заодно (!) с лагерным начальством… Но всего этого Солженицын нам не показал. Что-то в этой страшной жизни он не сумел рассмотреть».
А автор рецензии и в лагере не был, но – рассмотрел. Ну не ловко? Лагеря-то, оказывается, были – не от Советской власти, не от Партии! (Наверно, и суды были – не советские.) В лагерях верховодили-то власовцы и бандеровцы заодно с начальством. (Вот тебе раз! А мы Захаровой поверили, что у начальников лагерных – партийные книжки, и были всегда.)
Да ещё не всех в московской газете печатают. Вот наш рязанский вожак писатель Н. Шундик предложил в интервью для АПН, для Запада (да не напечатали, может и АПН – заодно?..) ещё такой вариант оценки Архипелага:
«проклятье международному империализму, который спровоцировал все эти лагеря!»
А ведь умно! А ведь здорово. Но не пошло…
То есть, в общем, лагеря были какие-то иностранные, чужеродные, не наши, то ли берианские, то ли власовские, то ли немецкие, чёрт их знает, а наши люди там только сидели и мучились. Да и «наши» то люди – это не все наши люди, обо всех «наших» газетных столбцов не хватит, «наши» – это только коммунисты!
Вместе с нами протащившись по всему быту Архипелага, читатель может ли теперь увидеть такое место и такое время, когда подходила пора петь «Интернационал» шёпотом? Спотыкаясь после лесоповала – небось не попоёшь? Разве только если целый день ты просидел в каптёрке, там же и петь.
А – о чём ночные партийные собрания (опять же – в каптёрке или в санчасти, и уж тогда дневные, зачем же ночью)? Выразить недоверие ЦК? Да вы с ума сошли! Недоверие Берии? Да ни в коем случае, он член Политбюро! Недоверие ГБ? Нельзя, её создал сам Дзержинский! Недоверие нашим советским судам? Это всё равно что недоверие Партии, страшно и сказать. (Ведь ошибка произошла только с тобой одним – так что и товарищей надо выбирать поосторожней, они-то осуждены – правильно.)
Простой шофёр А. Г. Загоруйко, не убеждённый порханьем этих крыльев, пишет мне:
«Не все были, как Иван Денисович? А какими же были? Непокорными, что ли? Может быть, в лагерях действовали “отряды сопротивления”, возглавляемые коммунистами? А против кого они боролись? Против партии и правительства?»
Да что за крамола! Какие могут быть «отряды сопротивления»?.. А тогда – о чём собрания? О неуплате членских взносов? – так не собирали… Обсуждать политические новости? – зачем же для этого непременно собрания? Сойдись два носа верных (да ещё подумай, кто верен) и – шепотком… Вот только о чём единственном могли быть партийные собрания в лагерях: как нашим людям захватить все придурочьи места и уцелеть, а не-наших, не-коммунистов – спихнуть, и пусть сгорают в ледяной топке лесоповала, задыхаются в газовой камере медного рудника!
И больше не придумать ничего делового – о чём бы им толковать.
Так, ещё в 1962 году, ещё моя повесть не дошла до читателя, – наметили линию, как будут дальше подменять Архипелаг. А постепенно, узнавая, что автор совсем не близок к трону, совсем не имеет защиты, что автор – и сам мираж, мастера выворачивания смелели.
Оглянулись они на повесть – да что ж мы сробели? да что ж мы ей славу пели (по холуйской привычке)? «Человек ему [Солженицыну] не удался… В душу человека… он побоялся заглянуть». Рассмотрелись с героем – да он же «идеальный негерой»! Шухов – он и «одинок», он и «далёк от народа», живёт, ничтожная личность, желудком – и не борется! Вот что больше всего стало возмущать: почему Шухов не борется? Свергать ли ему лагерный режим, идти ли куда с оружием – об этом не пишут, а только: почему не борется?? (А уж готов был у меня сценарий о кенгирском восстании, да не смел я свиток развернуть…)