Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956: Опыт художественного исследования. Т. 2
Шрифт:
А мы вот как спросим: этот один Пичугин своими сорока килограммами золота – сколько дипломатов содержал? Уж посольство в Непале – всё полностью! А у них там – не униженная норма?
Из разных мест пишут: общий голод, всё впроголодь. «У многих язвы желудка, туберкулёз». Иркутская область: «У молодёжи – туберкулёз, язва желудка». Рязанская область: «Много туберкулёзников».
И уж вовсе запрещается что-либо своё варить или жарить, как это разрешалось в Особлагах. Да и – из чего?..
Вот та древняя мера – Голод, – какой достигнута управляемость нынешних туземцев.
А ко всему тому – работа, с нормами увеличенными: ведь с тех пор
Но если не хватает всем работы, но если короток рабочий день, но если, увы, не заняты воскресенья, если труд-чародей отказывается нам перевоспитать эти отбросы, – то ведь ещё остаётся у нас Чародей – режим!
Пишут с Оймякона и из Норильска, с режима особого и с режима усиленного: всякие собственные свитеры, душегрейки, тёплые шапки, уж о шубах нечего и говорить – отбираются! (Это 1963 год! 46-й год эры Октября!) «Не дают тёплого белья и не дают ничего тёплого надеть под страхом карцера» (Краслаг, Решёты). «Отобрали всё, кроме нательного белья. Выдали: кителёк х/б, телогрейку, бушлат, шапку-сталинку без меха. Это на Индигирке, в Оймяконском районе, где сактированный день минус 51°».
Правда же, как забыть? После Голода кто ещё может лучше управить живое существо? Да Холод конечно. Холод.
Особенно хорошо воспитывает особняк – особый режим, там, где «ООРы и майоры» по новой лагерной поговорке. (ООР – Особо-Опасный Рецидивист, штамп местного суда [140] .) Прежде всего, введено полосатое рубище: шапочка «домиком», брючки и пиджачок – широкополосые, синие с белым, как из матрасного материала. Это придумали наши тюремные мыслители, юристы Нового Общества, – они придумали это на пятом десятилетии Октября! в двух третях XX века! на пороге коммунизма! – одеть загнанных своих преступников в клоунские шкуры. (Изо всех писем видно, что эта полосатость раздосадовала и уязвила сегодняшних двадцатипятилетников.)
140
Ещё одно сокращение прежних годов всё недосуг привести: что такое ОЛЖИР?! Особый Лагерь Жён Изменников Родины (был и такой).
Вот ещё об особом режиме: бараки в решётках и на замках; бараки подгнивают, зато построен кирпичный вместительный БУР (хотя, кроме чифиря, в лагере не осталось и нарушений: нет ни скандалов, ни драк, ни даже карт). По зоне – передвижение в строю, да так, чтобы в струночку, иначе не впустят, не отпустят. Если надзиратель выследит в строю курение – бросается своей разжиревшей фигурой на жертву, сбивая с ног, вырывает окурок, тащит в карцер. Если не вывели на работу – не вздумай прилечь отдохнуть: на койку смотри как на выставку и не притрагивайся до отбоя. В июне 1963 поступил приказ выполоть вокруг бараков траву, чтоб и там не лежали. А где трава ещё осталась – дощечка с надписью: лежать запрещается (Иркутская область).
Боже, как знакомо! Где это мы читали? Где это мы совсем недавно слышали о таких лагерях? Да не бериевские ли Особлаги? Особ – Особ…
Особый режим под Соликамском: «малейший шумок – в кормушку суют стволы автоматов».
И конечно, везде любой произвол с посадкою в ШИЗО. Поручили Ивакину грузить автомашину плитами (каждая – 128 кг) в одиночку. Он отказался. Получил 7 суток.
В мордовском лагере в 1964 один молодой зэк узнал, что, кажется, в Женеве и, кажется, в 1955 году подписано соглашение о запрещении принудительного труда в местах заключения, – и отказался от работы! Получил за свой порыв – 6 месяцев одиночки.
Всё это и есть – геноцид, пишет Караванский.
А левые лейбористы возьмутся назвать это иначе? (Боже мой, не цепляйте вы левых лейбористов! Ведь если они останутся нами недовольны – погибла наша репутация!..)
Но что ж всё мрачно да мрачно? Для справедливости дадим оценить режим молодому Практическому Работнику, выпускнику Тавдинского училища МВД (1962): «Раньше (до 1961) на лекциях по десять надзирателей стояло – не могли справиться. Сейчас – муху слышно, друг другу делают замечания. Боятся, чтоб их не перевели на более строгий режим. Работать стало гораздо легче, особенно после Указа (о расстреле). Уже к паре применили. А то, бывало, придёт на вахту с ножиком: берите, я гада убил… Как работать?»
Конечно, чище стал воздух. Подтверждает это и учительница колониальной школы: «За хихиканье во время политбесед – лишение досрочного освобождения. Но если ты актив, то будь хоть хам из хамов, лишь следи, чтобы другой не бросил окурка, не был в шапке, – и тебе работа легче, и характеристика лучше, и окажут потом помощь в прописке».
Совет Коллектива, Секция Внутреннего Порядка (от Марченко узнаём расшифровку: Сука Вышла Погулять) – это как бы дружинники, у них красная повязка: не проходи мимо нарушений! Помогай надзирателям! А Совет имеет право ходатайствовать о наказаниях! У кого «статья третится» (применимы две трети) или «половинится» – непременно надо идти помогать СВП, иначе не получишь «условно-досрочного». У кого «статья глухая» – не идут, им не нужно. И. А. Алексеев пишет: «основная масса предпочитает медленную казнь, но в эти советы и секции не идёт».
А мы уже начинаем воздух ощущать, правда? Общественная деятельность в лагере! Какие лучшие чувства она воспитывает (холуйство, донос, отталкивание соседа) – вот и светлая лестница, ведущая в небо исправления. Но и как же она скользка!
Вот из Тираспольского ИТК-2 жалуется Олухов (коммунист, директор магазина, сел за злоупотребление): выступил на слёте передовиков производства, кого-то разоблачал, «призывал заблудившихся сынов Родины к добросовестному труду», зал ответил громкими аплодисментами. А когда сел на свою скамейку, к нему подошёл зэк и сказал: «Если бы ты, падло, выступил так 10 лет назад, я б тебя зарезал прямо на трибуне. А сейчас законы мешают, за тебя, суку, расстрел дадут».
Чувствует читатель, как всё диалектически взаимосвязано, единство противоположностей, одно переходит в другое? – с одной стороны, бурная общественная деятельность, с другой – опирается на расстрельный Указ? (А сроки чувствует читатель? «10 лет назад» – и всё там же человек. Прошла эпоха – и нет эпохи, а он всё там же…)
Тот же Олухов рассказывает и о заключённом Исаеве, бывшем майоре (Молдавия, ИТК-4). Исаев был «непримирим к нарушителям режима, выступал на Совете Коллектива против конкретных заключённых», то есть требуя им наказаний и отмены льгот. И что же? «На другую ночь у него пропал яловый военный сапог – один из пары. Он надел ботинки – но на следующую ночь пропал и один ботинок». Вот какие недостойные формы борьбы применяет загнанный классовый враг в наше время!..