Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956: Опыт художественного исследования. Т. 2
Шрифт:
Иногда случалось, что отвозили раскулаченных в тундру или тайгу, выпускали – и забывали там: ведь отвозили их на смерть, зачем учитывать? Не оставляли им и стрелка – по глухости и дальности. И от мудрого руководства наконец отпущенное – без коня и без плуга, без рыбной снасти, без ружья, это трудолюбивое упорное племя, с немногими, может быть, топорами и лопатами, начинало безнадёжную борьбу за жизнь в условиях чуть полегче, чем в Каменный век. И наперекор экономическим законам социализма посёлки эти вдруг не только выживали, но крепли и богатели!
В таком посёлке, где-то на Оби, и не рядом, значит, с судоходством, а на боковом оттоке, вырос Буров, мальчиком туда попав. Он рассказывает, что как-то уже перед войной шёл мимо катер, заметил их и пристал. А в катере оказалось районное начальство. Допросило – откуда, кто такие, с какого времени. Изумилось начальство
Не довольно ли этого рассказа одного, чтобы понять и суть «кулаков», и суть «раскулачивания»?
Что ж можно было сделать с этим народом, если б дать ему вольно жить, свободно развиваться!!
Староверы! – вечно гонимые, вечные ссыльные, – вот кто на три столетия раньше разгадал заклятую суть Начальства! В 1950 году летел самолёт над просторами Подкаменной Тунгуски. А после войны лётная школа сильно усовершилась, и доглядел старательный лётчик, чего 20 лет до него не видели: обиталище какое-то неизвестное в тайге. Засёк. Доложил. Глухо было, далеко, но для МВД невозможного нет, и через полгода добрались туда. Оказалось, это – ярцевские старообрядцы. Когда началась великая желанная Чума, то бишь коллективизация, они от этого добра ушли глубоко в тайгу, всей деревней. И жили, не высовываясь, лишь старосту одного отпускали в Ярцево за солью, рыболовной и охотничьей металлической снастью да железками к инструменту, остальное делали сами всё, а вместо денег, должно быть, снаряжался староста шкурками. Управясь с делами, он, как следимый преступник, изникал с базара оглядчиво. И так выиграли ярцевские староверы двадцать лет жизни! – двадцать лет свободной человеческой жизни между зверей вместо двадцати лет колхозного уныния. Все они были в домотканой одежде, в самодельных броднях и выделялись могутностью.
Так вот этих гнусных дезертиров с колхозного фронта всех теперь арестовали и влепили им статью… ну как бы вы думали, какую?.. Связь с мировой буржуазией? Вредительство? Нет, 58–10, антисоветскую агитацию (!?!?) и 58–11, организацию. (Многие из них попали потом в джезказганскую группу Степлага, откуда и известно.)
А в 1946 году ещё других староверов, из какого-то забытого глухого монастыря выбитых штурмом нашими доблестными войсками (уже с миномётами, уже с опытом Отечественной войны), сплавляли на плотах по Енисею. Неукротимые пленники – те же при Сталине великом, что и при Петре великом! – прыгали с плотов в енисейскую воду, и автоматчики наши достреливали их там.
Воины Советской армии! – неустанно крепите боевую подготовку!
Нет, не перемёрла обречённая порода! И в ссылке опять-таки рождались у них дети – и так же наследственно прикреплялись к тому же спецпосёлку. («Сын за отца не отвечает», помните?) Выходила сторонняя девушка замуж за спецпереселенца – и включалась в то же крепостное сословие, лишалась гражданских прав. Женился ли мужчина на такой – и становился ссыльным сам. Приезжала ли дочь к отцу – вписывали и её в спецпереселенцы, исправляли ошибку, что не попала раньше. Этими всеми добавками пополнялась убыль пересаженных в лагеря.
Очень на виду были спецпереселенцы в Караганде и вокруг. Много их там было. Как предки их к уральским и алтайским заводам, так они – к шахтам карагандинским были прикреплены навечно. Мог не стесняться шахтовладелец, сколько их заставлять работать и сколько им платить. Говорят, сильно завидовали они заключённым сельскохозяйственных лагпунктов.
До 50-х годов, а где и до смерти Сталина, не было у спецпереселенцев паспортов. Лишь с войны стали применять к игарским полярный коэффициент зарплаты.
Но вот – пережившие двадцатилетие чумной ссылки, освобождённые из-под комендатуры, получившие гордые наши паспорта, – кто ж они и что ж они внутренне и внешне? Ба! – да кондиционные наши граждане! Да точно такие же, как параллельно воспитаны рабочими посёлками, профсоюзными собраниями и службой в Советской армии. Они так же вколачивают свою недочерпанную лихость в костяшки домино (не старообрядцы, конечно). Так же согласно кивают каждому промельку на телевизоре. В нужную минуту так же гневно клеймят Южно-Африканскую Республику или собирают свои гроши на пользу Кубе.
Так потупимся же перед Великим Мясником, склоним головы и ссутулим плечи перед его интеллектуальной загадкой: значит, прав оказался он, сердцевед, заводя этот страшный кровавый замес и проворачивая его год от году?
Прав – морально: на него нет обид! При нём, говорит народ, было «лучше, чем при Хруще»: ведь в шуточный день 1 апреля, что ни год, дешевели папиросы на копейку и галантерея на гривенник. До смерти звенели ему похвалы да гимны, и ещё сегодня не позволено нам его обличать: не только цензор любой остановит ваше перо, но любой магазинный стоялец и вагонный сиделец поспешит задержать хулу на ваших губах.
Ведь мы уважаем Больших Злодеев. Мы поклоняемся Большим Убийцам.
И тем более прав – государственно: этой кровью спаял он послушные колхозы. Нужды нет, что через четверть века оскудеет деревня до последнего праха и духовно выродится народ. Зато будут ракеты летать в космос, и раболепствовать будет перед нашей державой передовой просвещённый Запад.
Глава 3
Ссылка густеет
Развитие советской ссылки от 20-х годов к 40-м. – Ссылка-свалка, «освобождение» в ссылку. – Административное различение ссылки и высылки. – Главные поводы ссылки-высылки. – Отструйка от всех потоков. – Расправа над семьёй Кожурина. – Ссылка калек Отечественной войны. – Караганда, 1955. – Енисейск, 1948 и 1952. – Тасеево, 1949. – В чём «освобождение» из лагеря? – «Я для вас теперь товарищ». – Инструкция новоссыльным. – Варианты с женитьбой в разных местах. – «Общие работы» в ссылке. – «В лагере хлеб дают!» – Униженность и безправие ссыльного. – Когда ссыльный пытается служить честней начальства. – Но самая тяжкая ссылка – в колхоз. – Лучше ли в совхозе? – На далёком отгоне, «тургайский раб». – Не свободна ссылка и от перебросок. – Власть комендантского офицера. – Рост наказания за побег. – Отлучки по недоразумению – тоже побеги. – «Побег» А. И. Богословского. – Оперчекотдел в ссылке. – Карьера Петра Виксне. – Вторая протяжка ссыльных. – Разъединённость и молчание. – Где те весёлые группы времён Ульянова?..
С такой лютостью, в такие дикие места и так откровенно на вымирание, как ссылали мужиков, – ни до, ни после никого больше не ссылали. Однако по другой мере и своим порядком наша ссылка густела год от году: ссылали больше, селили гуще и становились круче ссыльные порядки.
Можно предложить такую грубую периодизацию. В 20-е годы ссылка была как бы предварительным перевалочным состоянием перед лагерем: мало у кого кончалось ссылкою, почти всех перегребали потом в лагерь.
С конца 30-х годов, оттого ли, что ссылка очень омноголюдела, – она приобрела вполне самостоятельное значение вполне удовлетворительного вида ограничения и изоляции. И в годы военные и послевоенные всё больше укреплялся её объём и положение наряду с лагерями: она не требовала затрат на постройку бараков и зон, на охрану, но ёмко охватывала большие контингенты, особенно женско-детские. (На всех крупных пересылках отведены были постоянные камеры для ссылаемых женщин с детьми, и они никогда не пустовали [93] .) Ссылка обезпечивала в короткий срок надёжную и безвозвратную очистку любого важного района метрополии. И так ссылка укрепилась, что с 1948 года приобрела ещё новое государственное значение свалки – того резервуара, куда сваливаются отходы Архипелага, чтобы никогда уже не выбраться в метрополию. С весны 1948 спущена была в лагеря такая инструкция: Пятьдесят Восьмую по окончании срока за малыми исключениями освобождать в ссылку. То есть не распускать её легкомысленно по стране, ей не принадлежащей, а каждую особь под конвоем доставлять от лагерной вахты до ссыльной комендатуры, от закола до закола. А так как ссылка охватывала строго оговоренные районы, то все они вместе составили какую-то ещё отдельную (хоть и впереслойку) страну между СССР и Архипелагом – не чистилище, а скорее грязнилище, из которого можно переходить на Архипелаг, но не в метрополию.
93
Их мужчины, если и ссылались, с ними не ехали: была инструкция рассылать членов осуждаемых семей в разные места. Так, если кишинёвского адвоката И. Х. Горника за сионизм сослали в Красноярский край, то семью его – в Салехард.