Архипелаг Исчезающих Островов
Шрифт:
Но при этом мы все чаще беспокойно переглядывались.
Петр Арианович считал, что острова располагаются не очень далеко от материка. Однако, по мере того как советские полярники продвигались в глубь “моря тайн”, “моря тьмы”, гипотетическая земля отступала все дальше на северо-восток.
Открытые до сих пор в Советской Арктике острова находятся в пределах материковой отмели, то есть на дне окраинных сибирских морей, которое является как бы подводным продолжением материка. Глубины здесь сравнительно невелики. Дальше глубины резко падают, начинается материковый склон, а за ним – ложе океана. На большой океанической глубине существование гипотетических земель, конечно, гораздо менее вероятно.
– Ну, а Земля Ветлугина – вулканического происхождения, как Ян-Майен? – с надеждой спрашивал я.
Андрей с сомнением качал головой.
Он утешал меня тем, что северо-восточная граница Восточно-Сибирского моря, то есть граница отмели, до сих пор не уточнена гидрографами. Это поддерживало в нас надежду.
По окончании университета мы с Андреем выбрали специальность гидрографа. На этот счет сомнений не было: гидрографом был Ломоносов, гидрографом был и Седов. И наш Петр Арианович, наверное, был бы гидрографом, если бы ему не преградили дорогу в Арктику.
Двум гидрографам трудно устроится на одну и ту же полярную станцию. За порогом университета наши пути с Андреем временно разошлись.
В отличие от меня, он двигался к Восточно-Сибирскому морю не с запада, а с востока. Две зимы провел в бухте Провидения, потом перекочевал на мыс Уэлен.
Только на третий год Андрею посчастливилось приблизится к нашему “белому пятну”. Он получил назначение на полярную станцию острова Врангеля.
Я с интересом прочел в “Гидрографическом вестнике” его сообщение о том, что в середине зимы им замечены айсберги, приткнувшиеся к северному берегу острова. Мы так привыкли с полуслова понимать друг друга, что сразу же стало понятно значение, которое Андрей придавал этому.
“Откуда приплыли айсберги? – задавал он себе, наверное, вопрос. – Не из района ли нашего “белого пятна”?”
Ведь именно так был открыт в свое время остров Ушакова. О существовании его не подозревал никто, пока с гидрографического корабля “Садко” не заметили множество айсбергов, плывущих по морю. Предположили, что где-то близко находится их отправной пункт – “месторождение”. Двинулись навстречу айсбергам и, действительно, вскоре увидели на горизонте остров – ледяную шапку. От нее и откалывались ледяные глыбы, уносимые по воде ветром.
Не терпелось встретиться с Андреем, чтобы расспросить его о сделанных им наблюдениях и обсудить их.
Наши пути, однако, скрестились не в Москве, а над белой пустыней Восточно-Сибирского моря.
Весной донеслись оттуда тревожные сигналы “SOS”. Вмерзшее осенью во льды и дрейфовавшее с ними нефтеналивное судно “Ямал” было раздавлено во время одного из сжатий. Люди высадились на пловучую льдину.
Тотчас были организованы спасательные работы. Первым к месту аварии добрался самолет, базировавшийся на остров Врангеля. Андрей был на нем. Я прилетел позже, с группой самолетов, направленных с Новосибирских островов.
Дела было невпроворот. Научным работникам, включенным в состав экспедиции, приходилось все время быть начеку. Погода капризничала. Льды непрерывно двигались. Нетрудно представить себе, что произошло бы, если в разгар эвакуации сюда проник циклон…
Я знал, что Андрей совершил только один рейс на льдину и затем вернулся на остров Врангеля. Группа же самолетов, которую я обслуживал как гидрограф-ледовик, базировалась на Котельный. Нам так и не удалось повидаться, хотя, по арктическим понятиям, мы были соседи – нас разделяло всего несколько сотен километров.
Во время одного из рейсов я пролетел над районом “белого пятна”, в центре которого, по мнению Петра Ариановича, находились острова. Мне посчастливилось сфотографировать этот неисследованный до последнего времени закоулок Арктики. Я сделал несколько снимков.
Вот они здесь, все до одного, отпечатанные на самой лучшей, блестящей, глянцевой бумаге!..
Эх, лучше бы их не было!.. Я досадливо оттолкнул полевую сумку с фотографиями.
На секунду снова увидел льды под крылом самолета – почти так же отчетливо, как улицу внизу, полосатую от пересекавших ее теней. Потом издалека донеслось мое имя.
На тротуаре у подъезда стояли и смотрели вверх улыбающиеся Андрей и Лиза.
Через несколько минут железные листы загромыхали под их шагами.
– Греешься?.. Промерз? – спросила Лиза.
Светло-карие глаза ее стали совсем ореховыми. Высоко взбитая челка выгорела за лето и выглядела, как маленькая корона из золота, ловко укрепленная в волосах.
Метания ее, “поиски себя” давным-давно кончились. Она училась в Строительном институте, выбрав одну из наиболее популярных в те годы профессий.
Отвернувшись, чтобы не видеть ее счастливого лица (не хотелось причинять ей боль), я вытащил из сумки фотографии. Андрей и Лиза нетерпеливо нагнулись над ними.
Льды и туман… Туман и льды… Больше там не было ничего!
Ни единого, самого маленького, черного пятнышка! Ни признака суши. Безотрадно плоская равнина льдов с темнеющими кое-где полыньями.
Лиза ошеломленно опустилась на коврик, не отводя взгляда от фотографий.
Андрей снова перебрал их одну за другой, вертя в руках, придирчиво рассматривая и так и этак.
– На каких координатах снято? – допрашивал он. – А тут?.. А тут?..
Координаты, как полагается, были записаны мною на обороте.
– А точно ли определялся? – спросил Андрей. – Как определялся? Может быть, по магнитному компасу?
Кто не знает, что в Арктике из-за близости магнитного полюса обычный магнитный компас – ненадежный путеводитель?
Нет, я определялся по солнечному указателю курса.
Мы летели в тот раз налегке, и летчик, по моей просьбе, сделал небольшой круг, дважды пройдя над районом, внутри которого, по расчетам Петра Ариановича, должна была находиться земля.