Архитекторы
Шрифт:
— А ты?
— Я им неинтересен.
— А зарплата?
— Забудь.
— А аванс?
— Оставь себе. На восстановление душевного равновесия. Или в качестве компенсации за потерю веры в людей.
— А офис? Кто вывозить всё это будет?
Мысль о том, что «Ротенбиндер» достанется какому-то риэлтэру, была мне противна.
— Да ты не понял, старичок. — Пашка ласково потрепал меня по загривку. — Чтобы вывезти все это барахло на помойку, нужно заплатить пятьсот драхм. А переезд обошелся в двести. Экономика, врубаешься?
Нет,
— Василий Викторович? Это Дмитрий Игоревич. Как поездка? Хорошо? Да, я по делу. Встретиться бы. Где? Да можно прямо в новом офисе. Заодно посмотрите на него, а то ни разу ещё не видели это роскошество.
В особняке на «Сухаревской» ветер гонял по полу листки бумаги с текстом доклада Министра сельского хозяйства на 19-ой партконференции КПСС. Видимо, ночью распахнулось окно, и ворвавшаяся в кабинеты стихия учинила разгром. Я закрыл его поплотнее, но бумаги подбирать не стал — так даже симпатичнее. Типа, творческий беспорядок.
На лестнице раздались жизнерадостные голоса, и вслед за этим в дверях возникли колобки. Оба.
— Дмитрий Игоревич! А мы вот зашли проведать вас. — Никанор Никанорович сиял лучезарной улыбкой.
Они совершили короткую экскурсию по помещению, естественно, ничего интересного для себя не нашли и вернулись в ту комнату, где я сидел на подоконнике, обдумывая, как поделикатней начать разговор.
— Да, хоромы тут настоящие! — похвалил Никанор Никанорович. — У меня в генштабе и то поменьше были. Не уступишь десяток квадратов? Хотя бы вот в этом углу?
Василий Викторович не отставал от него.
— И место здесь бойкое, — заявил он. — Метро. Рестораны. До «Олимпийского» — рукой подать.
Никанор Никанорович уселся на коробки, а Василий Викторович — на станину «Ротенбиндера».
— Помнишь, мы снимали офис на «Полянке»? — пустился в воспоминания Никанор Никанорович. — Уж на что солидный, а и то похуже этого будет.
— Однозначно.
— И с парковкой там проблемы были. А здесь — паркуйся на здоровье. Никто тебе слова не скажет.
— Скорее снегоуборочная машина появится в августе на улицах Сингапура, чем у нас теперь возникнут проблемы с парковкой, — высказал своё мнение Василий Викторович.
— Престиж опять же. Здесь не стыдно принять хоть самого губернатора.
— Бери выше, Никанор Никанорович. И премьер-министра не стыдно.
— Согласен. Кстати, как он там?
— Болеет.
— Это у него почки, — покачал головой Никанор Никанорович. — Теперь пива — ни-ни! Помню у нас, в штабе, служил такой генерал Бусыгин. Да ты его знаешь! Тоже его как-то с почками прихватило. Так врач первым делом говорит, чтобы с пивом завязывал. Водка — пожалуйста. А пиво — это смерть.
— Хорошо, что у меня с почками всё в порядке, — отозвался Василий Викторович.
Здесь я понял, что разговора не получится. Они просто валяли дурака.
— Как съездили? — обратился я к Василию Викторовичу. — Как погодка?
— Ты не поверишь, — с готовностью откликнулся тот. — Каждый день — плюс пятьдесят. Море — плюс тридцать.
— От поноса быстро избавились?
Он посмотрел на меня, вроде как даже с интересом.
— Три дня — и как огурчик. Ты, кстати, поговорить о чём-то хотел.
Я сделал удивленное лицо.
— Поговорить? Ах, да! Нет, вопрос уже разрешился. Извиняюсь, что оторвал от дел.
— Да ладно. Нам и самим было любопытно. Правда, Никанор Никанорович?
— Куда уж правдивее? Он мне как сказал, что нужно к ребятам в офис съездить, так я все дела и отложил. Мне мэр Казани звонит, давай, говорит, встретимся. А я ему: не могу. Занят. — Он неожиданно спохватился. — Мы тебя не сильно отвлекаем? А то разболтались тут, два старых бздуна. Пойдём, Василий Викторович. А?
— Надо идти, — подхватил тот.
Уже будучи в дверях, Никанор Никанорович сыграл напоследок ещё одну интермедию.
— А, кстати, где народ? — спросил он.
— Какой народ? — удивился я.
— Ну, тут ведь кто-то работать должен. Нет?
— А-а, эти… Уволил.
— Не подошли?
— Да как сказать… Сесть некуда.
Целоваться на прощание мы не стали.
Про увольнение я соврал, но мысль мне показалась здравой. Я дал отбой Андрюхе. Обещал рассчитаться на днях за хлопоты — от аванса кусок оставался все ещё приличный. Хорошо, хоть не успел других деятелей подключить. Ну, а Викентию Ивановичу и прочим я ничего не должен — у них есть свой покровитель.
И тут меня озарило!
Порывшись в записной книжке, я отыскал номер и набрал его.
— Руслан?
— Да.
— Это Дмитрий Игоревич. От Никанора Никаноровича. Можешь подъехать через час? Да тут почти в центре.
Сейчас мы трудоустроим его по великому блату. Такой волосатой лапы он ещё никогда не видел. И не увидит.
Парень оказался таким, как я и ожидал: нагловатым, самоуверенным, ленивым. Дитя большого папы и прогнивших общественных отношений.
— Резюме с собой? — спросил первым делом я.
— Зачем? — опешил Руслан.
— Традиция.
— Не практикую.
— Ну, тогда на словах опиши свои скилзы.
— Чего?
— Таланты есть?
— Да полно!
Я ждал, что он примется их перечислять, но Руслан прошёл испытание молчанием на отлично и не проронил ни звука.
— Твои условия? — поинтересовался я.
— Пятьсот драхм, — заявил он. — На меньшее я не соглашусь. Отпуск — четыре недели. Как в законе.
Ишь ты! Юрист, однако.
— Стопроцентная оплата больничных, и это, — впервые за весь разговор соискатель замялся. — Участие.