Архитектура четвертого измерения природы вещей

«Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных фонарей…»

Осип Мандельштам

Города, люди и истории.

Пространство, время и отношения.

Как это объединить, если оно уже единое?

Предлагаемая

Я только что перечитал ее и благодарен себе за язык, которым эти истории представляются.

Я бы назвал эту книгу «учебником по-настоящему сторителлингу». Кто не дурак, поймет, прочитав ее, как создавать «красивые и правильные истории». Любите (принимайте чужие смыслы) то, в чем вы находитесь.

Москва, Ленинград, Новгород, Ростов…

Дорогие, мои…

Я люблю вас…

Я получил зарплату…

То есть первую зарплату за… многие годы, когда деньги ко мне приходили разными смешными и интересными способами. И все эти деньги приучили меня к тому, что считать их своими можно тогда, когда они у тебя в кармане. А тут деньги, которые мне платит кто-то, за то, что я что-то для него сделал. Какую-то работу.

Это достойно уважения… И это удивительное чувство, – получить ЗАРПЛАТУ…

Я до последнего… до последней операции в банкомате думал, что что-нибудь… сорвется… В реквизитах цифирьку перепутают… Бумаги на оплату потеряют…

Я подходил к банкомату медленно и неуверенно. Я вставлял в него карточку и ждал…

Нет! Да! Все, как обещали.

И я тогда понял, что я должен как-то ответить ПРАВИЛЬНО на то, что у меня на карточки появились деньги.

Как поступать в подобных случаях пришлось вспоминать долго (согласитесь, не каждый день вам зарплату выплачивают).

Я пошел в кафе. И заказал себе кашу (что бы вы правильно все понимали, это было утро) и кофе. Кашу приняли, а за кофе сказали, что кофе-машина не работает. А я не знал. Может так и полагается, когда зарплату выплачивают. Каша (ничего не могу сказать) была хороша. Мало того… и кофе принесли. Ну… живи да радуйся.

Но, и то, и другое кончилось, и надо было уходить. Вот уж к кому к кому, но к Москве претензий не было… Солнце и… Ну, просто, – хорошо… И я вспомнил про заведения именуемые «кинотеатрами».

Там так интересно. Они находятся в Торговых центрах, в которых что бы до них дойти, нужно пере… ну, то есть погулять как по рынку… Я прошел. До самой кассы, где билеты продают. А там было из чего выбирать. Вышло «Я не скажу чего, потому что полное, – «Г»»

Но было время до сеанса. И его нужно было как-то провести достойно. Ну, то есть достойно того человека, который получил ЗАРПЛАТУ.

Я напрягся. Но вспомнил. Нужно было обязательно выпить… Так мне подсказывал мой гендерный (а правильно ли я написал это слово?) опыт. Я выпил. Но, поскольку это занятие занимает не много времени, стал читать. А читать я стал… Гришковца… «Рубашку»… Я это читаю тогда, когда… чувствую, что не могу не влюбиться.

А дальше был сеанс, который «Я не хочу об этом говорить, потому что фильм – ГАВНО». Я был возмущен и хотел кому-то это высказать, но, когда вышел и подумал… нет… когда вышел я подумал… Я скажу об этом чуть позже. Я доехал до дома. Сел за компьютер. И все…

У меня толстая записная книжка. Но, никого не было со мной в кафе. Никто не захотел кашу и кофе. Не было никого и на солнечных улицах Центра Москвы. Не с кем было поговорить о Гришковце. И некому было сказать…

Принимать и мириться с этим…

Видимо так…

«Каждый человек – целая вселенная и потому больше,

чем планета, на которой живёт».

Нина Берберова, русская писательница, автор документально-биографических исследований.

Я уже писал, что родился в доме 26 по первому Щипковскому переулку (это между Павелецкой, Серпуховской и Тульской). Родился, конечно, я в роддоме. В роддоме №23 рядом с Шуховской башней. Но, дом 26 по первому Щипковскому до семи лет был «моей крепостью».

Своим «лицом» этот маленький дом (низ кирпичный, верх деревянный) выходил, непосредственно, на Щипковский проезд и магазин «Продукты», в котором продавалось шоколадное масло, и была живая рыба.

Еще одна сторона дома «выходила» во дворик, огороженный кирпичной стеной. Стена эта имела, скорее, географическое значение, поскольку стоящая рядом двенадцатиэтажная башня делала интимность крохотного дворика номинальной.

Две оставшиеся стороны «моей крепости» глядели во двор проектного института масложировой промышленности СССР с загадочным для детского восприятия названием «Гипрожир» (или «Гипропищепром – 3»). Моя бабушка, будучи сотрудницей вневедомственной охраны, проще говоря, сторожем, а по совместительству уборщицей в этом институте, обеспечила мне безвизовый проход не только на территорию его двора, но и в некоторые его залы и кабинеты.

Детство и двор. В детстве «двор», это, то пространство окружающего мира, куда взрослые начинают не бояться отпускать ребенка одного, строго запрещая ему покидать это пространство. В моем случае оба двора были идеальными. Их оба было сложно покинуть самостоятельно.

В нашем доме было квартир пятнадцать. Из детей (не скажу точно, были ли вообще такие), подходящих под критерии «гуляния во дворе» оставался один я. А, стало быть, весь дворик принадлежал мне. Даже взрослые туда не заходили. Выходящее сюда же окно нашей кухни решало вопрос дополнительного за мной контроля. Это устраивало и бабушку с мамой и меня.