Архив

Шваб Виктория

— Конечно! — Я выдаю самую жизнерадостную улыбку, на какую способна.

— Конечно! — с досадой передразнивает он и отстраняется.

Опустившись на другую скамейку, он ладонью прикрывает глаза от солнца.

Оглянувшись на студию, я вспоминаю о гостевых книгах. И тут мне приходит в голову, что, возможно, не стоило так зацикливаться на событиях давно минувших лет. Возможно, следует посмотреть более недавние записи. Да, не нужно забывать мертвых, но стоит вспомнить и о живых.

— А кто еще здесь живет? — спрашиваю я.

— Что?

— Здесь — я имею в виду в Коронадо, — уточняю я. То, что я не могу рассказать Уэсу всю подноготную, вовсе не значит, что он не может быть мне полезен. — Я знакома только с тобой, Джилл и мисс Анджели. А кто еще здесь живет?

— Ну, недавно в квартиру на третьем этаже переехала странная девчонка. Ее родители решили открыть здесь кафе. Кажется, она большая врушка и любит бить людей.

— Да ладно! А знаешь про мутного готического типа, который все время ошивается у 5С?

— Ты чувствуешь к нему необъяснимое влечение, не так ли?

Я мученически закатываю глаза:

— Как зовут самого старого жильца?

— Думаю, это Лукиан Никс с седьмого этажа.

— Сколько ему лет?

Уэс пожимает плечами:

— Он просто древняя развалина.

Распахиваются двери в студию, и на пороге появляется Джилл.

— Я тебя услышала, — говорит она.

— Как дела, куколка? — спрашивает Уэс.

— Твой папа трезвонит нам без перерыва.

— Правда?! — изумляется он.

Судя по его тону, он нисколько не удивился.

— Забавно, — говорит Джилл, глядя, как Уэс встает со скамейки. — Потому что твой папа, кажется, думает, что ты сбежал.

— Ого! — встреваю я. — Получается, ты не шутил, говоря, что сбежал от Чеза Айерса.

— Ну, ничего страшного. Я разберусь.

Джилл разворачивается и закрывает за собой двери в студию.

— Она просто прелесть, — признаю я.

— Вылитая тетя Джоан в миниатюре. Иногда это даже пугает. Все, что нужно тете, — бутылка бренди и трость.

Я шагаю за ним в студию и останавливаюсь, глядя на полку с гостевыми книгами.

— Пожелай мне удачи, — просит он.

— Удачи тебе, — говорю я. И уже вслед добавляю: — Слушай, Уэс.

— Да! — оборачивается он.

— Спасибо тебе за помощь.

Он торжествующе улыбается:

— Видишь? С каждым разом это будет даваться тебе все легче.

Он уходит, оставив мне подсказку: Лукиан Никс. Как давно он здесь живет? Я открываю самую новую книгу и пролистываю раздел с записями о седьмом этаже.

7Е. Лукиан Никс.

Я открываю книжку постарше.

7Е. Лукиан Никс.

Следующую.

7Е. Лукиан Никс.

И во всех записях, даже в самой первой книге, которую вели в год открытия апартаментов. В 1950-м.

Он жил здесь все это время.

Я прижимаю ухо к двери, ведущей в квартиру под номером 7Е.

Мертвая тишина. Я стучусь. Никакой реакции. Я снова стучу и уже собираюсь снять кольцо, чтобы услышать признаки жизни в пустой квартире, как вдруг кто-то стучит в ответ. Затем за дверью слышится возня, приглушенные ругательства, и спустя несколько мгновений дверь распахивается, но упирается в металлический бортик инвалидной коляски. Снова ругательства, коляска откатывается назад, и дверь открывается нормально. Как и говорил Уэсли, в коляске сидит древний старик, седой как лунь. Его выцветшие глаза смотрят куда-то влево от меня. Углом рта он сжимает почти выкуренную сигарету и выпускает тоненькую струйку дыма. Вокруг шеи щегольски намотан шарф, и он перебирает шерстяную бахрому своими узловатыми старческими пальцами.

— На что уставилась? — спрашивает он. Вопрос застает меня врасплох — ведь он совершенно слеп. — Ты ничего не говоришь, значит, пялишься на меня.

— Мистер Никс? — спрашиваю я. — Меня зовут Маккензи Бишоп.

— Ты что, девушка по вызову? Я уже сказал Бетти, мне не нужны девушки, которым надо платить деньги за визит. Лучше пусть девушек вообще не будет, чем…

Я не вполне уверена, что правильно его поняла:

— Я никакая не…

— Было время, когда все, что мне требовалось, — просто улыбнуться.

Он улыбается, демонстрируя пару вставных зубов, не очень ровных.

— Сэр, я здесь не для того, чтобы заниматься чем-то подобным.

Он поворачивается на звук моего голоса и ерзает в кресле до тех пор, пока его лицо не поворачивается в мою сторону.

— Тогда для чего вы постучались в мою дверь, юная леди?

— Моя семья перестраивает кафе на первом этаже, и я просто хотела зайти и представиться.

Он указывает на свое кресло:

— Я не могу спуститься вниз. Мне приносят все сюда.

— Здесь ведь есть… лифт.

Он хрипло смеется:

— Я так давно живу. Мне не хочется сгинуть в одной из этих никчемных металлических коробок.

Кажется, он начинает мне нравиться. Старик тем временем дрожащей рукой вынимает изо рта окурок.

— Бишоп, Бишоп. Бетти принесла мне маффин, который лежал за дверью. Наверное, твоих рук дело.

— Да, сэр.

— Вообще я предпочитаю печенье. Я не говорю, что прочая выпечка уступает, просто больше люблю печенье. Что ж, вы, наверное, хотите войти.

Он откатывает коляску назад, на полметра в комнату, и она цепляется за край ковра.

— Чертова колымага, — рычит он.

— Может, помочь?

Он поднимает вверх руки:

— Я не совсем беспомощный. Хотя пара новых глаз не помешала бы. Бетти — мои глаза, а сегодня ее нет.

Интересно, когда эта Бетти вернется.

— Позвольте мне, — говорю я.

Я подкатываю кресло к столу.

— Мистер Никс, — начинаю я, присев рядом и отложив свою «Божественную комедию» в сторону.