Архив
Шрифт:
— Когда я впервые узнал об Архиве, Кензи, — начинаешь ты, выпуская дым из угла рта, — каждый раз, когда я касался чего-либо или кого-либо, я думал: все это будет записано. Вся моя жизнь будет записана. Я получал удовольствие от того, что все так надежно упорядочено. Мы не представляем собой ничего, кроме записанных моментов. Вот как я тогда думал.
Ты откладываешь сигарету на свежевыкрашенные перила крыльца.
— Потом я встретил свои первые Истории, лицом к лицу. Они не имели ничего общего с книгами, списками или файлами. Я не мог этого принять, но все дело в том, что они были людьми. Копиями людей. Единственный способ сохранить личность — не слова, не рамки и не записи. Это плоть, кость и память.
Ты рисуешь сигаретным пеплом три линии на поручне.
— Я не знаю, должно это успокаивать или, наоборот, пугать меня. Что у каждого из нас есть такая «резервная копия». Что где-то сама собой составляется и развивается моя История.
Ты щелчком отправляешь сигарету в папины цветочные кусты, но не стираешь рисунок с поручня.
— Так вот, Кензи. Все когда-нибудь заканчивается. Я не боюсь смерти, — говоришь ты с улыбкой. — Я надеюсь, что мне хватит мудрости на то, чтобы оставаться мертвым.
Первое, на что я обращаю внимание — страшный шум.
В месте, где соблюдение тишины является главным заветом, раздаются оглушительные хлопки, удары, скрипы и грохот, достаточные для того, чтобы разбудить любого покойника. И, без сомнения, они просыпаются. Двери в приемной распахнуты, так что виден царящий внутри хаос. Пол усыпан перевернутыми полками, всюду бегают люди, разделяясь на бригады и расходясь по проходам. Звучат какие-то распоряжения. Но все они слишком далеко от меня. Дед там. Бен там. Уэсли умирает у меня на руках, а за столом никого. Как такое могло произойти?
— Помогите! — кричу я, но мой голос заглушает грохот обрушивающегося Архива. — Кто-нибудь!
У Уэсли подгибаются ноги, и, не в состоянии удержать его, я опускаюсь с ним на пол.
— Ну же, Уэс, прошу тебя. — Я встряхиваю его. Он не реагирует. — Помогите! — ору я, пытаясь нащупать у него пульс. Наконец я слышу шаги, и у дверей появляется Кармен. Она плотно закрывает за собой двери.
— Мисс Бишоп!
— Кармен, как я рада вас, видеть!
Она хмурится и смотрит на Уэсли.
— Что вы тут делаете?
— Пожалуйста, Уэсу нужна…
— Но где же Оуэн?
Меня пронзает запоздалое понимание, и весь мир замедляет бег. И останавливается.
Все это время это была она, Кармен.
Архивный нож в руках у Джексона.
Слишком поздно появившееся имя Хупера.
Второе бегство Джексона.
Обрушение на полках Архива.
Форматирование Маркуса Эллинга, Элейн Хэринг и Лайонела Прэта.
Толпы Историй на территории Уэсли после судебного разбирательства.
Это она. Она отвечала Оуэну, когда он выбрался наружу.
Уэсли у меня на руках кашляет и сплевывает кровь.
— Кармен, — спокойно говорю я, — не знаю, откуда ты знаешь Оуэна, но сейчас нам нужно позвать помощь для Уэсли. Я не могу позволить ему…
Кармен не двигается с места.
— Скажите мне, что вы сделали с Оуэном.
— Уэсли умирает!
— Тогда постарайтесь рассказать мне быстро.
— Оуэн нигде, — огрызаюсь я.
— Что?!
— Вам его не найти, — отвечаю я. — Считайте, что его больше нет.
— Никто никогда не уходит навечно, — говорит она. — Вспомните о Регине.
— Так это вы ее разбудили!
Кармен изгибает бровь.
— В вас совсем нет сочувствия. А ведь и вы разбудили Бена.
— Вы оба мной манипулировали. Вы предали Архив. Вы прикрывали убийства, которые совершал Оуэн. Форматировали Истории. Зачем? Неужели ради него?
Кармен показывает мне тыльную сторону руки, на которой вырезаны три линии — знак Отряда:
— Когда-то мы были вместе. До того, как меня повысили. Вы не в Отряде. У вас никогда не было напарника. Если бы был, вы бы поняли, о чем я говорю. Я сделаю для него все. И сделала.
— Уэс — мой самый близкий человек и напарник. — Я шарю по его куртке и нащупываю посох бо. — А ты его убиваешь.
Я поднимаюсь на ноги, и все мутнеет у меня перед глазами. От взмаха ладони посох раскрывается. Теперь я могу на него опереться.
— Вы не сможете мне навредить, мисс Бишоп, — говорит Кармен, испепеляюще глядя на меня. — Вы что, думаете, я здесь по доброй воле? Вы считаете, кто-то способен променять Внешний мир на этот гигантский шкаф? Ни за что и никогда.
И тут впервые за все это время я замечаю царапины на ее руках, порез у нее на шее. Каждая отметина — совершенно бескровная, тонкая линия.
— Так вы мертвы!
— Истории — это записи о покойных. Да, мы все здесь мертвы. — Она шагает ко мне, преграждая путь ко входу в Архив. — Пугает, не так ли? Подумайте над этим: Патрик, Лиза — даже ваш распрекрасный Роланд. А вам никто об этом не говорил.
Я стараюсь не обращать внимания на бунтующий желудок.
— Когда вы погибли?
— Сразу после Регины. Оуэн был раздавлен гибелью сестры и ненавидел Архив. Мне хотелось, чтобы он снова улыбнулся. Я думала, Регина поможет. Но в конце концов все это обернулось трагедией. Я не смогла его спасти. — И тут ее зеленые глаза широко распахиваются. — Но я знала, что могу его вернуть.
— Тогда почему вы так долго ждали?
Она подходит ближе:
— Думаете, я не скучала по нему каждый день? Мне приходилось переводиться из отдела в отдел, чтобы они позабыли обо мне, потеряли след. И потом, — она хитро прищуривается, — пришлось ждать, пока в Коронадо появится новый Хранитель. Молодой, неопытный и впечатлительный, чтобы Оуэн мог его использовать.
Использовать. Это слово больно жалит меня.
За ее спиной раздается грохот падающих полок, и она оборачивается.