Архивные записки
Шрифт:
Приглашенный из Греции Василием III для описания библиотеки ученый-монах Максим Грек был поражен богатством книг царской «либерии», многие из которых видел впервые. В «Сказании о Максиме философе» говорится, что когда Василий III показал ему библиотеку, то «инок во многоразмышленном удивлении бысть о толиком множестве бесчисленного трудолюбивого собрания и с клятвою изрече перед благочестивым государем, яко ни в Грецех такое множество книг сподобихся видети».
Иван Грозный тоже гордился этим своим сокровищем и редко кому показывал библиотеку. А после его смерти она исчезла и никто не знает, что с ней случилось и где она.
Легендарную
Говорят, что поиски библиотеки приводили ученых в Вологду и Кирилло-Белозерский монастырь. И вполне обоснованно. Ведь Иван Грозный почти до конца своей жизни не оставил мысли об отъезде в Англию. Об этом говорит хотя бы то, что он в 1581 году, будучи женат в седьмой раз — на Марии Нагой, просил у королевы через своего посла руки ее племянницы Мэри Гастингс. Но отъехать в Англию — означало вновь прибыть в Вологду, где остался незавершенным храм и построено из камня подземное тайное здание.
Так не хранилась ли в нем знаменитая библиотека — одно из главных сокровищ царя? Не осталась ли она в подземелье, скрытом в Соборной горе, дожидаясь своего часа, да так и не дождавшись его? Долго ли Соборная гора в Вологде будет хранить свою тайну? Ведь современные приборы позволяют «видеть» сквозь многометровые земные толщи. В наши дни с помощью таких приборов «заглядывают» внутрь фараоновых пирамид. Так почему бы и нам не «заглянуть» внутрь Соборной горы?
Будем надеяться, что когда-то такое случится, и тайна Соборной годы в Вологде станет известна.
Я видел их
С детских лет я люблю бывать в музеях и могу часами находиться среди немых свидетелей прошлого, глядеть на старые вещи и представлять их в той жизни, в которой они когда-то имели значение. В эти минуты они не кажутся немыми, а время даже длиною в тысячу лет представляется не таким уж невообразимо далеким.
Так, однажды подумал я, какого-то моего прародителя ту самую тысячу лет назад крестили и обратили в православие. Если считать его первым, то по прямой линии от отца к сыну я в наши дни могу быть всего лишь где-то сороковым по счету. Все мы, от того первого тысячелетнего и до меня с моим сыном могли бы уместиться в одной комнате. Вот почему время тысячелетней давности мне не кажется далеким, а старые музейные вещи могут много рассказать о том времени и людях, среди которых находились в их повседневной жизни. Нигде, кроме музея, невозможно так ощутить связь времен настоящих с прошедшими. Все это будоражит воображение и движет мысль…
Как-то, проходя по залам вологодского краеведческого музея, в котором когда-то работал и исходил его, как говорится, вдоль и поперек, я остановился у витрин, где выставлены материалы археологических раскопок на реке Модлоне, что течет в древнее озеро Воже. В экспозиции я увидел черепки глиняных сосудов, обломок острозатесанной сваи, орудия труда и охоты из кремня: скребки, топоры, долота, наконечники стрел. Более всего поразили меня предметы из янтаря, шлифованные осколки древних украшений: привесок, пуговиц и колец. Как и откуда появился янтарь здесь, на месте нынешнего вологодского леса еще четыре тысячи лет назад? Ведь родина его известна одна — побережье Балтики.
Заинтересовавшись, я решил узнать о древнем поселении побольше, и в библиотеке нашел работу археолога А. Я. Брюсова «Свайное поселение на реке Модлоне». И вот что я узнал…
…Оказалось, что в этих северных лесах люди жили и в третьем тысячелетии до нашей эры и их места обитания среди археологов известны как поселения «каргопольской культуры». Но поселок на Модлоне отличается от всех других тем, что дома его были построены на сваях. Это открытое поселение поставило перед археологами много вопросов и неразгаданных тайн. И главная из них — почему люди ставили свои дома на сваях в болотистом месте берега, когда рядом было сколько угодно сухих, на которых в той округе жили люди «каргопольских» племен?
А каким образом проделали тысячеверстный путь с балтийских берегов янтарные привески и кольца? Люди поселения меняли на них свои товары? Возможно. А может, они сами пришли сюда на Модлону с берегов Балтики и принесли с собой янтарные украшения?
Тайн много, но несомненно одно: свайные поселенцы — пришлые люди.
Среди археологических находок было донце прялки и несколько семечек льна. Значит, те древние люди знали прядение и ткачество? Конечно, знали, и не это удивляет. Поражает другое: когда семена посеяли в лаборатории, то они проросли. Это было так неправдоподобно, что ученые вначале не поверили археологам.
Через несколько лет, в сентябре 1945 года, в Череповецкой лаборатории семенной инспекции опыт был повторен и семена льна, пролежавшие в глубине земли четыре тысячи лет, вновь дали ростки. Стебель вырос почти в метровую высоту, с боковыми побегами и зелеными листьями! Как же такому не удивляться? Ведь эти семечки льна — современники фараоновых пирамид в Египте.
Так, может и не надо разгадывать все тайны той далекой жизни? Важно, что те люди были, и мы теперь многое знаем о них. Отголоски их бытия дошли до нас через огромную толщу веков. А проросшее семечко льна, как весточка из того далекого времени, как доказательство вечности жизни, как связь между прошлым и нынешним…
Когда же я вновь пришел в музей и остановился у витрин с находками из модлонского раскопа, то я по-другому стал глядеть на эти черепки глиняных горшков с ямочками, кремневые ножи и наконечники стрел, янтарные привески и рыболовные крючки… Все, что когда-то брали в руки древние люди, занимаясь своими делами в домах и на улицах свайного поселка. И мне казалось даже, что я видел тех людей…
…Хозяин проснулся раньше всех еще до солнца, что было для него привычным с тех пор, как стал он главой своего рода.
В хижине было темно. Лишь через узкую щель занавешенного входа пробивалась полоска серого предутреннего света, разрушая полумрак хижины. Хозяин поглядел на спящую рядом жену, на детей, лежащих у другой стены на звериных шкурах, которыми был устлан глиняный пол дома, потянулся, встал и, откинув полог, вышел наружу.
Лохматый пес у входа, узнав Хозяина, стал к нему ласкаться. На воле было намного светлее, и Хозяин привычным взглядом окинул знакомую картину: дома поселения, стоящие в два ряда по краям небольшого, вдающегося в реку болотистого мыса. Все хижины стояли на сваях, с трех сторон омываемые речной водой. Посредине улицы, меж рядами домов, пролегал неширокий бревенчатый настил, к которому от каждой хижины вели узкие мостки. Такие же мостки были проложены и между домами.