Архивных сведений не имеется
Шрифт:
Хохот и шутливая перебранка заставили его оторвать отяжелевшую голову от земли – из рощи высыпали немецкие солдаты и окружили пленников.
"Вот гады!" – ярился Никифор, шепотом матерясь и растирая снегом побелевшие кончики пальцев.
– О, рус Иван, карашо! Са-пер… Сигаретен, битте… – тыкали немцы курево пленникам.
Дато, измотанный физически и морально, упал возле Алексея. Ему пришлось тяжелее всех – наскоро обученный немцами тонкостям саперного дела, он прошел весь маршрут с превеликим трудом; только неуемная жажда выжить помогла ему собрать
В настоящий поиск пошли через сутки. Дул легкий ветерок и поземка шуршала по сугробам, заметая следы. На этот раз разведчиков вел сам обер-лейтенант Шнитке, что доказывало серьезность намерения немцев.
По старому следу, обозначенному вешками, вышли к уже знакомой роще, затем по дну глубокой балки миновали передний край. Нейтральная полоса представляла собой перепаханное авиабомбами и снарядами кукурузное поле: вокруг припорошенных снегом воронок щетинились изгрызенные осколками стебли, на которых лохматилась тонкая кожура початков.
Теперь ползли гуськом. Впереди Никифор, затем с интервалом примерно в десять метров Дато, Гриценко и Алексей; передний, привязанный за ногу веревкой, следующий за ним – вокруг пояса. Конец веревки, прикрепленный к ноге Алексея, держал сам Шнитке.
Вскоре вдоль борозды, проложенной пленниками, зачернели первые мины, противотанковые и противопехотные, обезвреженные Никифором: их тут же забрасывали снегом немецкие разведчики.
Советский передний край неумолимо приближался. Все чаще в порывах ветра прорывался запах дыма, а однажды чей-то звонкий смех, подхваченный поземкой, раздался так близко, что осторожный Шнитке держал их в полной неподвижности минут десять.
Кроша зубы, раздирая в кровь губы и десны, Алексей с остервенением грыз неподатливую пеньку веревки. Он знал, что то же самое делают Дато и Гриценко. Когда Гриценко подал условный сигнал – дернул за веревку три раза – ее измочаленный конец был уже крепко зажат в руках Алексея.
Неразряженную мину, тщательно присыпанную снегом, он заметил по засечке, сделанной Никифором в твердой корке наста. Сняв засечку локтем, чтобы не вызвать подозрений у Шнитке, Алексей, затаив дыхание и напрягая все силы, приподнялся на руках и проскользнул, как до того сделали его товарищи, над смертоносной противопехоткой.
Полз по борозде, считая в горячечном возбуждении метры пути. Только бы ничего не заметил, не заподозрил Шнитке. Только бы…
Взрыв взметнул на поле снежный султан и вмиг разбудил кажущееся дремотное спокойствие переднего края: дробно раскатились звуки автоматных очередей, хлестко защелкали винтовки, взахлеб залаяли пулеметы. Взлетели в небо ракеты, безжалостным мертвым светом ощупывая каждую пядь земли на нейтральной полосе, наперебой заговорили минометы.
Ответили и немцы – на всю мощь заработали средства огневой поддержки разведки.
Кромешный ад заполыхал над кукурузным полем, когда ударила артиллерия. "Чья?" – Алексей уже не прислушивался: сжавшись в комок, он попытался поглубже втиснуться в небольшую воронку.
Последнее, что он запомнил, был огромный алый цветок:
11
Вертолет покачивало на невидимых глазу воздушных волнах. Внизу струились речные долины, укрытые снегом, щетинилась деревьями тайга, окружая лысые сопки.
– Эй, капитан! – стараясь перекричать шум винтов, позвал его один из пилотов. – Тебя… – подал ему наушники рации.
– Савин слушает! – прижимая покрепче пластмассовую чашечку к ушной раковине, капитан заорал что было мочи.
– Вы чего кричите! Я не глухой, – чистый и звонкий голос в наушниках. – Вызываю Магадан. Прием… Говорите…
– Савин, как слышишь?
– Отлично. Кто говорит?
– Кудрявцев. Не узнал?
– Саша, ты? Какими судьбами?
– Шеф срочно отфутболил тебе в помощь. К сожалению, опоздал на час. Слушай, бумага и ручка есть?
– Конечно.
– Записывай.
– Минуту… Давай.
– Колпин Сергей Петрович, 1920 года рождения; паспорт: серия… номер…
– Саша, не торопись…
– Повторяю… Записал? Оверченко Олег Максимович, 1934 года рождения; паспорт: серия… номер… Боря, все это "липа". Оба вылетели в Хабаровск ночным рейсом, как ты и предполагал. У меня все. Как у тебя?
– Похоже, что есть след…
– Удачи тебе, Боря! До скорого!
– Спасибо…
Савин вернулся в салон, где подремывали два сотрудника Хабаровского уголовного розыска, которых дали ему в помощь. "Крепкие ребята" – позавидовал их спокойствию Савин и прильнул к иллюминатору: внизу по левому борту, неторопливо по сравнению с вертолетом, ползла гусеница скорого поезда Хабаровск – Москва.
По прилету в Хабаровск капитана ждали обнадеживающие новости – оперативные группы в аэропорту и на железнодорожном вокзале проделали поистине титаническую работу. Человек в дубленке и барсучьей шапке покинул самолет одним из первых. Удалось разыскать водителя таксомотора, который доставил его на железнодорожный вокзал. По его словам, пассажир имел при себе вместительный саквояж из черной искусственной кожи; попутчиков с ним не было. Похоже, что второй, если он летел этим рейсом, или остался в городе, или добрался другим транспортом. Второй вариант, предполагал Савин, – более достоверный: Янчик и тут остался верен себе.
На вокзале след Христофорова снова был утерян, и оперативникам пришлось изрядно постараться, чтобы вновь его отыскать. Помог в этом дежурный по автоматическим камерам хранения багажа молодой сержант, практикант школы милиции, которому показали фоторобот Христофорова, переданный по фототелеграфу из МУРа. Оказалось, что Христофоров появился в помещении автоматических камер хранения и некоторое время ожидал свободную ячейку, стараясь не выделяться из толпы пассажиров, которые стояли в очереди, что ему не очень удавалось, так как он был одет явно не по сезону – в легкий кожаный плащ и меховую шапку из шкуры нерпы.