Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
Впрочем, медицинский эксперт, питающий к своему руководству столь же стойкую неприязнь, сколь я, может иногда оказаться очень кстати. Ну, например, когда нужно извлечь из руки пулю, не привлекая внимания и без того занятых правоохранительных органов.
Доктор находился на месте. Еще с середины коридора я услышал веселое уханье какой-то польки. Впрочем, было в этой музыке что-то не совсем обычное. Нет, Баттерс всегда врубал на полную громкость кассеты и диски лучших исполнителей польки, так что я даже за редкие встречи с ним поневоле начал разбираться в этом жанре. Чью бы запись он ни поставил на этот раз, звучала она на редкость энергично, но как-то неровно. Мелодия то и дело причудливо дергалась или вовсе прерывалась, хотя в целом более-менее нанизывалась на ритм басового барабана. В целом выходило весело, бойко, хоть и неряшливо.
Я открыл дверь и тут же увидел источник этой польки-Квазимодо.
Роста Баттерс небольшого, пять футов три дюйма с подошвами, весом фунтов сто двадцать… если его вымочить как следует. Одет он как правило в голубую больничную одежду и армейские бутсы. Всклокоченная черная шевелюра придает ему вечно удивленный вид… будь она еще чуть-чуть всклокоченнее — и он напоминал бы только что казненного на электрическом стуле. На этот раз наряд его дополнялся темными очками а ля Том Круз, а также кое-каким оборудованием, превратившим его в полечного Франкенштейна. В Полькаштейна.
К спине его крепился огромный басовый барабан, и пара бечевок тянулась от его лодыжек к закрепленным на специальной рамке палочкам. Получалось, что барабан громыхал в такт его шагам. На узких плечах висела маленькая, но настоящая туба, и еще одна пара привязанных к локтям бечевок заставляла ее издавать в такт их движениям взад-вперед соответствующие «Ум» и «Па». В руках он держал аккордеон, на котором был закреплен кларнет — так, чтобы конец его болтался в непосредственной близости от рта. И в довершение всего — ей-Богу, не вру — на голове его, на проволочном каркасе крепился еще и тамбурин.
Раскрасневшись от усилия, Баттерс маршировал на месте, издавая «Бум», и «Ум», и «Па», и наяривая при этом на аккордеоне. Я застыл на месте, разинув рот, ибо повидал на своем веку много странного, но такого — никогда еще. Завершив очередной куплет, Баттерс энергично двинул лбом по тубе, на что тамбурин откликнулся оглушительным лязгом. При этом он краем глаза увидел меня и подпрыгнул от удивления.
Этого ему делать не стоило. Он потерял равновесие и повалился под лязг тамбурина, взревывание тубы и стук барабана. Он уже лежал на полу, а аккордеон его еще издавал последние издыхающие звуки.
— Привет, — окликнул я его.
— Гарри, — прохрипел он из-под груды инструментов. — Классные штанцы.
— Я вижу, вы заняты.
Похоже, он не заметил сарказма.
— Ха, не то слово. Репетирую вовсю. Завтра вечером конкурс оркестров. Октоберфест, понимаете ли.
— Мне казалось, вы завязали с участием после прошлогоднего.
— Ха! — повторил Баттерс немного обиженно. — Не могу же я позволить Джолли Роджерсу посмеяться надо мной еще раз. Нет, вы только представьте себе: пятеро чуваков голосовали за Роджерса! Во что превращается полька?
— Представления не имею, — честно признался я.
Баттерс одарил меня улыбкой.
— Но уж в этот раз я их всех сделаю.
Я не смог сдержать улыбки.
— Вам не помочь выбраться оттуда?
— Ерунда, сам справлюсь, — жизнерадостно откликнулся он и принялся расстегивать многочисленные лямки. — Вот уж не ожидал вас видеть. До планового осмотра еще неделя. Рука беспокоит?
— Не очень, — сказал я. — Просто хотел поговорить с вами о…
— О! — выпалил он и, выбравшись из-под груды музыкальных инструментов, направился к столу в углу. — Пока не перешли к делу… я как раз хотел показать вам кое-что интересного.
— Баттерс, — произнес я. — Я и сам не прочь поболтать, да только со временем у меня совсем хреново.
Он удрученно застыл.
— Правда?
— Угу. У меня на руках дело, и мне необходимо знать, не известно ли вам кое-чего, что могло бы мне помочь.
— О, — протянул он. — Ну да, у вас всегда дела. Но это важно. Я тут провел кое-какие исследования с тех пор, как вы начали ходить ко мне со своей рукой, и выводы, которые я сделал по результатам наблюдений…
— Баттерс, — вздохнул я. — Послушайте, я и правда здорово спешу. Пять слов, не больше, идет?
Он оперся руками о столешницу и пристально посмотрел на меня. Глаза его сияли.
— Я понял наконец, почему чародеи бессмертны, — он призадумался на мгновение. — Черт, это уже шесть слов вышло. Ладно, фиг с ним. О чем вы хотели поговорить?
Я смотрел на него, разинув рот. Потом спохватился, закрыл его и испепелил Баттерса взглядом.
— А знаете, Баттерс, хитрозадых обычно не любят.
Он ухмыльнулся.
— Я же говорил, что это важно.
— Чародеи вовсе не бессмертны, — возразил я. — Просто живут дольше обычного.
Баттерс пожал плечами и принялся рыться в папках у себя на столе. Потом щелкнул выключателем просмотрового аппарата и начал по одному вынимать из папок рентгеновские снимки и прикладывать их к светящемуся экрану.
— Короче, я до сих пор не уверен, что верю в эти ваши волшебные, скрытые от мира штуки. Но судя по тому, что вы мне рассказывали, чародей может прожить раз в пять-шесть дольше среднего. А это ближе всего к бессмертию. Так вот, то, что я видел, заставляет меня поверить в то, что все это не пустые разговоры. Идите-ка сюда.
Я послушался и хмуро уставился на рентгеновские снимки.
— Эй, это что, мои?
— Ага, — подтвердил Баттерс. — После того, как я начал использовать аппарат устаревшего типа, процентов пятнадцать снимков можно худо-бедно разобрать. Да и в старой вашей медицинской карте три или четыре снимка ухитрились выжить прежде, чем вы угробили аппаратуру.
— Гм, — пробормотал я, ткнув пальцем в первый снимок. — Это когда в меня пулю засадили в Мичигане, — на снимке отчетливо виднелись трещины, разбегавшиеся по моей берцовой кости от того места, куда ударила пистолетная пуля — хорошо еще, не самого большого калибра. Я чудом тогда избежал раздробленного бедра и, возможно, смерти. — Кажется, это снимали после того, как сняли гипс.