Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— А сейчас мы что делаем? — поинтересовалась Мёрфи.
— Сплетаем заклятие, — ответил я.
— Пластилином?
— Да.
Она недоверчиво на меня покосилась.
Я помотал в воздухе пластилином и сунул ей в руки.
— Маленькие кусочки, которые я оставляю по всему дому, — частицы этого большого куска. Ясно?
— Не очень, — призналась Мёрфи.
— Они только что были с ним одним целым. Даже будучи отделенными от него, они сохраняют с ним тауматургическую связь, — объяснил я. — Из этого следует, что, используя большой кусок, я смогу установить связь с мелкими частицами.
— Ты это называл «паутиной»?
— Типа того. Я смогу… — Я поморщился, подыскивая более точные слова. — Я смогу улавливать энергию мелких частиц. Я разместил их так, что, если одна уловит нарушение энергетических полей, я почувствую это через большой кусок.
— Как, скажем, сейсмографы? — поняла Мёрфи.
— Угу, — кивнул я. — Для того и пластилин. Синий — для защиты.
Она удивленно повела бровью.
— А что, цвет имеет значение?
— Ага, — сказал я и тут же задумался. — Ну, может, и нет. Но для меня имеет.
— В смысле?
— Значительная часть магии связана с эмоциями. С тем, во что веришь сам. Когда я был моложе, я много всякого усвоил — в том числе и роль цвета в составлении заклятий. Зеленый для процветания и плодородия, красный — для страсти или энергии, черный для мести… и так далее. Вполне возможно, сам по себе цвет ничего не означает — но если я хочу, чтобы заклятие сработало с максимальной эффективностью, я должен учитывать и его. Грош цена тому заклятию, в которое не веришь сам.
— Это как волшебное перышко у Дамбо? — спросила Мёрфи. — То есть главное — собственная уверенность?
— Именно, — подтвердил я. — Перо всего лишь символ, но символ очень важный. — Я помахал в воздухе пластилином. — Поэтому я и использую синий. Я не хочу экспериментировать с новыми цветами, тем более в кризисной ситуации. Ну и потом в «Уолл-Марте» синий дешевле.
— В «Уолл-Марте»? — хмыкнула Мёрфи.
— Работа чародея не слишком прибыльная, — объяснил я. — Ты удивишься, узнав, сколько всякого я покупаю в «Уолл-Марте». — Я покосился на висевшие на стене часы. — У нас меньше двух часов до начала первого вечернего сеанса.
Она кивнула.
— Что тебе еще нужно?
— Какое-нибудь тихое место для работы, — ответил я. — Не меньше шести-семи футов в поперечнике. Чем более изолированное от шума, тем лучше. И закрывающееся — приходится исходить из того, что наш поганец знает о моем присутствии. Мне бы не хотелось заполучить мачете в спину, пока я буду орудовать с заклятием.
— Тебе долго еще готовить все?
Я пожал плечами:
— Минут двадцать. Что меня действительно тревожит, так это…
— Мистер Дрезден! — окликнули меня из толпы. Я повернулся и увидел протискивавшуюся в мою сторону Сандру Марлинг — секретаря оргкомитета. Выглядела она вконец изможденной и издерганной до беспамятства, да и на ногах держалась непонятно как; я бы ни за что не поверил, что она в таком состоянии способна прорваться сквозь толпу, но каким-то образом это ей все-таки удалось. На ней до сих пор была черная футболка с красным логотипом «Сплеттеркон!!!» — предположительно та же, в которой я ее видел накануне вечером.
— Мисс Марлинг, — вежливо поклонился я, когда она приблизилась к вам. — Добрый день.
Она устало тряхнула головой.
— Я так… столько всякого… но я не знаю, к кому еще обратиться с этим. — Голос изменил ей, и ее буквально затрясло от нервов и усталости.
Я нахмурился и переглянулся с Мёрфи.
— Сандра, что-то случилось?
— Молли, — выдохнула она.
Я нахмурился еще сильнее.
— Что с ней?
— Она вернулась из больницы часа два назад. С ней хотели побеседовать полицейские. С тех пор она не выходила, и никто из полицейских, с которыми я говорила, не знает, где она. Наверное…
— Сандра, — мягко произнес я. — Переведите дух. Успокойтесь. Вам известно, где может быть Молли?
Она зажмурилась и снова тряхнула головой, пытаясь взять себя в руки. Когда она заговорила, голос ее звучал уже на несколько делений тише.
— Они ее все еще… как это называется — допрашивают, да? Ну, когда тебя запугивают и задают вопросы?
Я сощурился.
— Угу, — сказал я. — Ее арестовали?
Сандра резко покачала головой.
— Вряд ли. На нее не надевали наручников и не зачитывали ей положенного про ее права, ничего такого. А они могут? Просто не выпускать из помещения?
— Посмотрим, — буркнул я. — В каком помещении?
— Зал в противоположном крыле, вторая дверь справа, — ответила она.
Я кивнул, стащил с плеча рюкзак и достал маленькую записную книжку. Вырвав страницу, я написал на ней несколько телефонных номеров, имен и протянул Сандре.
— Позвоните этим людям.
Она посмотрела на листок бумаги.
— Что мне им сказать?
— Правду. Расскажите им, что здесь происходит, и передайте, что Гарри Дрезден просил их немедленно приехать сюда.
Сандра продолжала смотреть на листок.
— А вы что собираетесь делать?
— О, ничего особенного, — заверил я. — Идите звоните.
— Я сейчас догоню, — сказала Мёрфи.
Я закинул рюкзак на спину, кивнул Мышу и двинулся в направлении кучки репортеров, которая начала рассасываться — пресс-конференция завершилась. Мы с Мышом не спеша подошли к ним со спины, и я высмотрел в задних рядах Лидию Стерн.
Лидия Стерн, грозная дама среднего возраста, работала в «Волхве Среднего Запада» — издающейся в Чикаго желтой газетенке, специализирующейся на сверхъестественных и оккультных сплетнях. Порой им удавалось подобраться довольно близко к правде, но гораздо чаще они тискают статейки с заголовками вроде «Ребенок-ящерица родом из кемпинга» или, скажем, «Нечестивый союз снежного человека и чупакабры». По большей части это безобидное чтиво, но время от времени кто-то из их репортеров сталкивается с чем-то по-настоящему странным и рассказывает об этом на страницах «Волхва». Сьюзен Родригес работала в «Волхве» ведущим репортером до тех пор, пока не попала в слишком опасную историю. Теперь она живет где-то в Южной Америке, борясь с инфекцией в душе, которая силится превратить ее в вампира Красной Коллегии — одного из тех, с которыми она и ее друзья сейчас сражаются.
Когда Лидия Стерн пару лет назад заняла место Сьюзен, первые полосы «Волхва» приобрели новый характер. Лидия расследовала разные необычные события, а потом пыталась понять, почему соответствующие ведомства оставляют их без внимания. Она обладала острым аналитическим умом и недюжинными пробивными способностями, и доставалось в ее статьях всем — от провинциальных ветеринарных инспекторов до ФБР.
Жаль, что она гробила свой талант в дыре вроде «Волхва», а не в каком-нибудь уважаемом издании в Вашингтоне или Нью-Йорке. Она давно уже могла бы войти в списки номинантов на Пулитцеровскую премию. Городские чины, имеющие отношение к делам, в расследовании которых принимал участие и я, развили в себе почти сверхъестественную способность исчезать при ее приближении. Никто из них не хотел оказаться следующим, кого она будет бичевать своим беспощадным пером. В общем, репутация у нее сложилась ходячего ужаса, грозы бюрократов.