Архивы Помпеи
Шрифт:
Господи! И тут начинается!
Волнующая жизнь
— В приемной вас ждет собака, — сказала секретарша. — Она желает с вами побеседовать.
Журналист побледнел. Он только что опубликовал статью, а которой, между прочим, говорилось, что постепенно псы вытесняют из парков детей.
— Собака большая?
— Овчарка, — ответила секретарша. — Она взволнована. Бегает взад и вперед по приемной.
— Хана мне! — прошептал журналист и нервно закурил.
— Не удерешь! — злорадно вскричала секретарша и, подбежав к окну, принялась кромсать перочинным ножом веревку. — Будешь знать, как обижать собачек!
— Илонка, что вы делаете? — простонал, болтаясь между этажами, журналист. — Вы хотите…
Закончить он не успел. Начал падать…
— Правее! Еще правее! — кричали внизу какие-то мужчины, растягивая спасательную сеть. Журналист благополучно приземлился, вернее присетился.
— Благодарю, вы спасли мне жизнь, — пролепетал он, придя в себя. — Но откуда вы узнали, что…
— Догадались. Когда вы написали статью о собаках, мы поняли, что вас начнут травить, и следовали за вами повсюду как тень.
— Вы не собачники?
— Нет. Кошатники мы.
Дома его ждала пустая квартира и письмо: «Возвращаюсь к маме. Не могу жить с человеком, который не любит собак. Ольга».
Он рухнул на стул и задумался: что теперь делать? Немного погодя позвонил главному редактору.
— Ты должен помочь мне, товарищ Глезич. Меня преследуют собачники.
— Ничего не могу сделать, — ответил главный. — Я предупреждал, чтобы ты не затрагивал эту тему.
— Неужели я не могу высказать свое мнение?
— Можешь, но теперь расхлебывай сам кашу, которую заварил, — безразличным тоном сказал главный и положил трубку.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Кто там? — спросил журналист, не открывая.
— Это я, почтальон. Принес посылочку.
— Какую посылочку?
— Не знаю, кажется, будильник. Там что-то тикает…
«Адская машина!» — промелькнуло в голове журналиста. Он
выхватил посылку из рук почтальона и пустился бежать.
— Куда вы так спешите? — остановил его дворник. — Я хочу поздравить вас с прекрасной статьей…
— Потом, потом! Сейчас мне некогда!
Он добежал до Дуная в рекордное время. Бросил посылку в воду и закрыл глаза. Несколько минут простоял в ожидании, но взрыва не последовало.
Когда он открыл глаза, то увидел перед собой маленькую таксу, которая глядела на него, расставив кривые лапы и склонив голову набок.
— Спасите! — в ужасе закричал журналист. — На помощь!
— А еще мужчина! — презрительно произнес владелец собаки. — Испугаться щенка! Пойдем, моя звездочка, пойдем, это глупый дядя…
На следующий день он взял отпуск и уехал в провинцию. Родственники в Кишлеце не приняли его из-за статьи о собаках. Но родственники в Надьлеце приняли его из-за статьи о собаках. Через четыре недели пришла телеграмма из редакции: «Страсти утихли. Можешь возращаться. Глезич».
Журналист сел в поезд и через несколько часов был в Будапеште. На вокзале его встретила жена. Рядом стоял дог ростом с теленка.
— Обожаю собак, — сказала жена с полными слез глазами. — Но тебя я тоже люблю…
На следующее утро он уже присутствовал на заседании редколлегии.
— Вот тебе на выбор две темы, — сказал заведующий отделом. — Или возьмись раскритиковать постановление горсовета, или… Тут пришло много писем от читателей. Жалуются, что собаки портят клумбы, ломают цветы…
— Я беру первую тему, — без колебаний заявил журналист. И его не смутило, что коллеги вокруг осуждающе качали головами: ну и трус!
Утро
Не знаю, как вы, а я уверен, что все настоящие драмы происходят не вечером, а утром. Вечер побуждает к философскому восприятию жизни, к мечтам о покое. Он навевает, наконец, сонливость, а сонливость, как известно, драмам не способствует. Утро же, наоборот, бурлит энергией. Если мне суждено когда-нибудь написать драму, третий и кульминационный акт ее будет происходить между семью и половиной восьмого утра. Это как раз то время, когда достаточно одного неосторожного слова, чтобы мирный дом превратился в гладиаторское ристалище.
Я уверен, что Отелло, например, задушил Дездемону не вечером, как это утверждает Шекспир, а утром. Вечером, когда он, разгневанный, вошел в спальню жены, он против своей воли залюбовался Дездемоной. Да, она и впрямь была хороша. Ее светлые волосы рассыпались по подушке, через окно нежно струился волшебный свет луны… Он вздохнул и на цыпочках вышел из спальни.
Но спал он в эту ночь все-таки плохо, все время ворочался, проснулся поздно и встал с постели уже раздраженным.
— Опять я опаздываю, — буркнул он, — второй раз за неделю… Еще выгонят…
— Генерал, а боишься, что уволят, — заметила Дездемона, разыскивая куда-то запропастившийся чулок.
— Генералы тоже не опаздывают, — сказал Отелло, и в голосе его послышалась ирония, — если, конечно, им не приходится ждать, пока подадут завтрак…
Дездемона взглянула на часы.
— Завтрак! — вскричала она. — Посмотрите на него, он ожидает, чтобы ему подали завтрак! Ты знаешь, как я кручусь целый день — и на работе и по магазинам с сумкой… Завтрак! — . Она саркастически рассмеялась.
Драма назревала.
— Дездемона, — яростно прошипел Отелло, — я не собираюсь обсуждать с тобой, кто больше работает, но могу я по крайней мере спросить, где мои чистые носки?
— Я отложила их, чтобы заштопать…
— И что же? Ты ждешь, пока они сами заштопаются?
— Отелло, я устала от твоего остроумия. Может быть, ты прибережешь его для своих солдат?
— Дездемона, — взывал генерал, — не буди во мне зверя!
— Ах, скажите, пожалуйста, какие страсти! — хохотнула Дездемона.