Архон
Шрифт:
— Сюда! — вскрикнул Сетис.
Орфет попытался встать, но птицы жестоко накинулись на него. Согнувшись пополам, прикрывая Алексоса, он с бранью и проклятиями побрел к сводчатым воротам. Сетис подхватил его, и они, покрытые синяками и болезненными ссадинами, ввалились внутрь. Повсюду, как шальные, метались птицы, натыкались на стены, заблудившись в затейливой кривизне сводов, в отчаянии искали выход. Сетис уперся спиной во что-то твердое и поспешно обернулся.
Дверь.
Он толкнул ее; створка, полузасыпанная гравием, всё же подалась. На помощь пришел Орфет. Навалившись, они приоткрыли дверь и заглянули внутрь. Вверх, в темноту,
Тогда Орфет остановился и, силясь восстановить дыхание, сполз по стене.
— Боже, — только и выдавил он.
Сетис согнулся пополам, пытаясь справиться с болью в боку. Потом тоже сел.
Алексос тихо плакал от страха. На лице у него алела царапина, но других повреждений не было. У Орфета кожа на руках была ободрана клювами обезумевших птиц. Сетису казалось, что всё его тело превратилось в один огромный синяк, горло забилось песком. Он достал флягу и с наслаждением отпил глоток воды. Потом передал Орфету. Тот дрожащими руками взял ее, не пролив ни капли. Напившись, толстяк встряхнул головой, и с потной кожи посыпалась пыль.
— Куда нас занесло? Одно слово — гнездовье ужасов!
Сетис поднял голову.
Верхняя часть лестницы терялась в сумраке. Далеко вверху из окошка пробивался косой лучик солнечного света. В яркую полоску впорхнула, потом исчезла птица. Здесь было прохладнее, чем снаружи. Видимо, толстые стены сдерживали палящий жар пустыни.
— Возвращаться нет смысла. Если пойдем вперед, может быть, выйдем на какие-нибудь верхние этажи. Попробуем найти другие ворота.
Орфет тяжело поднялся.
— Красться на цыпочках тоже уже нет смысла, Архон, ты цел?
— Орфет, мне здесь не нравится.
— Мне тоже, дружище.
— Здесь живут всякие твари. Птицы, например. Полные ярости.
Орфет обнял его громадной ручищей. Мальчик поднял глаза, его перепачканное лицо было очень серьезно.
— Я люблю тебя, Орфет, — неожиданно сказал он.
— И я тебя люблю, дружище. Когда вернемся, я сочиню тебе такие песни, каких ты за всю свою тысячу жизней не слыхивал. А теперь пойдем отсюда. Нечего тут мешкать.
Лестница была широкая. На первой площадке обнаружилось множество разбитых дверей, ведущих в комнаты. Почти все они были пусты, сквозь проломы в крышах впархивали и улетали птицы. Путники прошли по длинному коридору, где ветер колыхал обрывки занавесей, некогда бывших красными. Весь дворец был безмолвен и пуст, только издалека доносились пронзительные крики скворцов и попугаев.
Вдруг Алексос остановился и крепко стиснул руку Орфета
— Я слышу голоса, — прошептал он.
Паланкин раскачивался. Мирани изо всех сил вцепилась в подлокотники.
— Они нас уронят! — охнула она.
Носильщики доставили девушек к воротам Города. Стражники хрипло окрикнули их, паланкин рывком опустился. Через мгновение Ретия выскочила.
— Откройте ворота!
— Госпожа, вы с ума сошли!
— Откройте! Девятеро должны вернуться на Остров.
Начальник стражи беспомощно огляделся.
— На Порт напали!
— Тем более мы не должны здесь оставаться. — Ретия в ярости наступала на него. — Вы что, хотите быть в ответе за нашу смерть? — Он заколебался, и она усилила натиск. Мирани заметила на ее губах ликующую усмешку.
— Откройте, — тихо приказал начальник стражи. Стражники подскочили к громадным деревянным засовам. Не дожидаясь паланкина, Ретия проскользнула в едва приоткрывшуюся щель, и Мирани выбежала за ней. В пустыне было жарко и тихо. Из-за спины, от гавани, доносился лязг мечей. Мирани подумалось, что, наверное, захватчики высадились на берег, а стены пали. Она бросилась догонять Ретию. Вдалеке среди безжизненной пустыни высились темные стены Города Мертвых, громадные статуи Архонов в лучах послеполуденного солнца казались золотистыми. Опустив голову, пробежал шакал, потом остановился и оглянулся на девушек.
На бегу Мирани думала: «Где ты, Сетис?» А проходя мимо дворцовых садов Архона, вспомнила обо всех обитающих там животных, о комнате-джунглях, полной обезьян и подарков. «И где ты, о Ярчайший?»
На этот раз ответа не было.
Ретия остановилась, обернулась. Оставшиеся позади ворота опять открылись. Оттуда выпорхнули несколько фигурок в легких платьях. Они шли по песчаной дороге с достоинством, высоко подняв головы. Мирани остановилась, пережидая колотье в боку, и сказала:
— Это Гермия.
Ретия нахмурилась.
— Я думала, у нее не хватит храбрости.
— Не надо ее недооценивать.
Гласительница стремительно шагала к ним. Она была бледна, длинный нос заострился, глаза сердито сверкали из-под идеально подведенных бровей. Несмотря на жару, волосы аккуратно хранили сложную завитую прическу. Но что-то в ней изменилось. Гермия дрожит от страха, поняла Мирани. Ее защитная броня, как и оборона Порта, сломлена.
Однако она все-таки подошла к Ретии.
— Виночерпица! Вместе с Носительницей следуй за мной.
Ретия холодно ответила:
— Не думала, что ты придешь. После того, что он тебе сказал.
Гласительница подошла ближе. Две девушки одинакового роста с холодной злостью смотрели друг другу в глаза. На миг Мирани почудилось, будто Гермия готова нанести удар. Но вместо этого зазвучал ее голос, идеально ровный, полный выверенного гнева.
— Гласительница — я. А не ты. Порт не имеет значения. Джамилю нужен лишь Оракул, и только мы можем не допустить его туда. Действовать будем не насилием. А молчанием. — Она спокойно кивнула. — Мы не допустим, чтобы вся земля была сожжена из-за твоего честолюбия, Ретия. Мы, Девятеро, будем стоять плечом к плечу. И хранить гневное молчание Бога. Перед Аргелином, перед Джамилем. До тех пор, пока этому не придет конец. — Она бросила взгляд на Иксаку и Гайю, пришедших вместе с ней. У них из-за спин выглядывала Крисса, раскрасневшаяся от волнения. — Мы должны действовать сообща. Ты с нами?
Ретия отступила на шаг. Посмотрела на Мирани, на всех остальных. Потом опустила глаза: внизу, в гавани, кишели корабли, над Портом стелились клубы дыма.
— Пока что да, — пробормотала она.
Слова зазвучали громче. Незнакомые, странные, хриплые. Сетис отодвинул последнюю из красных занавесей и наткнулся на Орфета; музыкант чуть подался в сторону, потом ткнул куда-то толстым пальцем.
Сетис прикусил губу. Ощутил удивленное молчание Алексоса.
Они стояли высоко, на узком балконе. Внизу раскинулся просторный зал, сквозь неширокие окна пробивались косые лучи солнца, и полосы жаркого света застилали взор.