Аригато
Шрифт:
– Да, конечно.
– Вы его когда-нибудь пробовали?
– Нет.
– Паштет банкира Анри Эмме, с тех пор, как он был изобретен в 1868 году в Мартоне, департамент Сена и Луара, удалось приготовить лишь троим кулинарам. Паштет этот требует шесть с четвертью дней на приготовление и очень точного соблюдения пропорций своих тридцати двух ингредиентов. При малейшем нарушении – все пропало.
– Да, я знаю.
– Сегодня кулинаров, приготовивших его, стало четыре.
– Хуан!
– Я не только приготовил его, но и усовершенствовал
– Хуан!
– Я начал делать его неделю назад – еще до отъезда на конкурс, специально для того, чтобы выразить вам свою признательность.
Хуан подошел к кухонному шкафу. Тремя движениями он вытащил пробку из бутылки «Шато-Пальмер» 1955 года. Затем он откинул салфетку с большого блюда. Отрезав ножом три равных порции, он помедлил и отрезал четвертую.
Капитан Хантингтон сидел за кухонным столом, повязывая себе на шею салфетку. Повар поставил перед ним тарелку с порцией паштета.
– Пробуйте! – приказал он.
Капитан отпил глоток вина. Затем, пренебрегая столовым прибором, взял ломтик паштета рукой и отправил его в рот. Несколько секунд он задумчиво жевал, потом проглотил и отпил еще глоток вина. Затем взял еще ломтик паштета.
– Ну как?
Капитан взглянул на своего повара повлажневшими глазами.
– Тебе удалось его приготовить!
– Вы заметили два новых вкусовых мотива? – не отставал Хуан.
Капитан кивнул, глубоко потрясенный. Слезы стекали по его щекам.
– Ты добавил одну чешуйку индейского перца, – сказал он, – и сок бельгийских корнишонов.
Лицо Хуана Франкохогара просияло. Капитан помрачнел.
– В тот день, когда ты подал мне величайший в мире паштет, и когда ты достиг положения среди величайших кулинаров Франции, случилось нечто ужасное.
– Что такое? Мадам здорова?
– Мадам здорова, но я проиграл тебя в кости человеку из Питсбурга.
_ А что такое Питсбург?
Капитан поднялся из-за стола, подошел к потрясенному повару и поцеловал его в обе щеки. Он понимал, что говорить нет сил. Колин взял блюдо с паштетом, бутылку с вином и вышел из кухни.
На втором этаже он открыл дверь в освещенную спальню, где Ивонна распростерла свою роскошную грудь поверх голубого покрывала на необъятной постели. Она посмотрела на него, но ничего не сказала. Капитан пересек комнату и присел на край постели, как раз возле правой груди. Он протянул, не говоря ни слова, блюдо с паштетом и вино. Ивонна попробовала паштет и отпила вина из горлышка. Ее лицо переменилось.
– Неужели? Не может быть?
Он кивнул.
– Это – паштет банкира Анри Эмме, но это даже больше. Хуан добавил туда два совершенно новых компонента.
– Я чувствую из них только один – индейский перец. Но где же второй?
– Сок корнишонов.
– Mon Dieu! [3]
– Совершенно верно.
– А почему ты плачешь?
– После конкурса мы поехали в Аркансон. Я проигрался вдрызг.
– Из-за этого ты плачешь? Ты?
– Но после этого я и Джон Брайсон еще играли в кости, и я проиграл дом на Фарм-стрит, Розенарру и виноторговую фирму.
3
Боже мой! (фр.).
– Болван. Ты просто болван!
– Это еще не все. Я проиграл великого Франкохогара.
– Comment?
– Именно так.
– Ты хочешь сказать, что проиграл Хуана?
Он снова кивнул.
– Увы!
– Да, это уже что-то новое, Колин, – сказала Ивонна. Она говорила по-английски, но с неистребимым французским акцентом.
– Но ведь когда твоя распрекрасная женушка узнает, что ты сделал с домом на Фарм-стрит, Розенаррой и виноторговой фирмой, она упрячем тебя в тюрьму на тридцать лет. Верно?
Только сейчас он понял, наконец, что с ним произошло. Не в частностях, а целиком.
«Брат лорда Глэндора осужден к тюремному заключению» – кричали заголовки на первых полосах газет. Это было очень грустно. Титул был не очень древним. Его вообще едва ли можно было считать титулом. Но он принадлежал его семье. Тюрьма могла нанести больше ущерба, чем содержание кегельбана. Титул же получил их отец, поставляя девочек сластолюбивому королю Эдуарду VII.
– Этого не должно случиться. У меня еще есть шанс все уладить. Ты же знаешь, что Джон очень богат. Он дал мне шестьдесят дней, чтобы выкупить все обратно. Но повар нужен ему срочно.
Она положила его голову себе на грудь.
– А что же ты намерен делать? – спросила она. Ее глаза светились любовью, – Как ты сможешь выкупить все это?
– Это можно сделать.
– Она упрячет тебя в тюрьму. Это точно. Ты не можешь рассчитывать на ее деньги. Твоя любимая женушка посадит тебя, потому что у нее осталось всего-навсего тридцать миллионов.
– Гораздо больше. Но дела обстоят еще хуже.
– Почему?
– Дядюшка Джим позвонил мне в Бордо из Белого Дома. Завтра вся семейка приедет в Лондон, чтобы встретиться со мной. Я думаю, что это из-за Ватто.
– Ватто?
– Дурацкая картинка, которую Битси повесила в Розенарре, и мне как раз не хватало денег, чтобы заплатить свой долг в Денби-Клубе, а просить денег у жены как-то неудобно.
– Но ведь она уже заплатила за тебя больше двухсот тысяч фунтов.
– Это – совсем другое. Тогда не шла речь о Ватто.
7
Покинув место свидания с Битси, Папочкой, дядюшкой Джимом, дядюшкой Питом, Гарри и Ларри, капитан больше всего беспокоился о том, что его макет театра боевых действий не перенесен из спальни в кабинет. Он бегом пролетел расстояние от Фарм-стрит до Чарльз-стрит и пулей взлетел по лестнице.