Аритмия чувств
Шрифт:
Дорота.Но если мы узнаем, что это — симфония или кантата, и сможем сыграть ее, что тогда?
Януш.Тогда мы поймем, какую роль играют гены в том, что можно назвать «святой троицей». Я сознательно употребляю религиозную аналогию. Так как есть свидетельства, что в Библии Бог, или Создатель, под Святой Троицей имел в виду нечто иное. Святая Троица — великолепная аналогия. От гена берутся три буквы из четырехбуквенного алфавита ДНК (А-Т-С-С)', которые кодируют одну букву в двадцатибуквенном алфавите белков (существует только двадцать аминокислот, из которых состоят все белки). Вот святая троица: ген, аминокислота и белок. Последние решают все: потеешь ли ты, испытываешь ли возбуждение, болен ты или здоров, какой у тебя цвет глаз, какая комплекция. Именно белки отвечают за данные характеристики. Сегодня все хотят знать, как использовать эту святую троицу, чтобы научиться воспроизводить определенные белки, на которые можно было бы влиять, например в процессе лечения. Вот почему сейчас
Дорота.Тебя не пугает, что мы копаемся в Божественных делах?
Януш.А кто должен в них копаться, если не человек? Во-первых, я не уверен в том, что мы понимаем под словом «Бог». Я рассматриваю Бога как первого программиста, хорошего программиста, который написал первую программу и запустил ее. Но в этой программе есть ошибки, приведенные в действие. А у меня есть опасения, которые подтверждает история, что, запустив свою программу, Бог перестал следить за ней. Порой мне кажется, что он просто занят написанием других программ и не замечает всех тех печальных и недобрых вещей, которые творятся теперь на его земле, таких как Освенцим например. Не могу смириться с недостатком времени или же с равнодушием Бога. Я часто пишу в своих произведениях об этом. В одной из глав моей книги «Интимная теория относительности» раввины проводят суд над Богом и тем самым дают ему второй шанс. Я часто плачу, когда пишу. Но в этот раз мне не хватило слез. Впрочем, здесь мы уже вторгаемся в вопросы этики, которая даже более относительна, чем обе теории относительности Эйнштейна, вместе взятые,— специальная и общая. Кроме того, я не готов отдать монополию природе. Мы живем в таком невероятном мире, в котором предполагаем, что если что-то возникло из природы, то оно обязательно идеально. Почему? Природа заливает бедный Бангладеш и разрушает его, она чудовищна и жестока, убивая миллионы людей. Даже природа, не искаженная нами. Я не считаю, что самым главным мусором во Вселенной является человек и что его надо подвергнуть ресайклингу, что если бы не было человека, то не было бы всех этих катаклизмов. Однако несомненно, именно мы являемся самым существенным нарушением природы.
Дорота.Но одно дело разогнать тучи, как это сделал мэр Москвы, когда хотел, чтобы парад прошел в прекрасную погоду, и совсем другое — копаться в генах и белках, программируя человека согласно собственным представлениям.
Януш.Это спорный вопрос. Кто-то рождается с одной видоизмененной парой аминокислот по причине того что был облучен, находясь еще в утробе матери, у кого-то из-за несовершенства ДНК развилась болезнь Дауна. Если бы эти неправильности, эту одну пару аминокислот изменили во время пренатальной фазы, то не было бы стольких несчастных. Тут природа допустила ошибку, и мы вынуждены вносить свои поправки.
Дорота.Но ведь любой верующий скажет: «Так хотел Бог». Должен быть и здоровый, и больной, и этот с синдромом Дауна...
Януш.Попробуй убедить в этом родителей ребенка-дауна. Я не решился бы. Впрочем, я тут же поплакал бы вместе с ними. Это академическая философско-этическая дискуссия. Я прекрасно знаю, что есть естественный отбор, и, хотя это исключительно жестокое явление, стараюсь его понять. Но Бог одарил нас также впечатлительностью, знанием и естественным желанием уменьшить до минимума страдание матери такого новорожденного, а потом и его самого, когда он уже родится. Я не согласен с тем, что «так хотел Бог». Я с этой аксиомой совершенно не согласен. Кроме того, я не сторонник евгеники, которую использовал фашизм для генетических манипуляций с целью создания чистой и идеальной расы «сверхчело-веков». Но если можно исправить природу, поскольку по какой-то причине в программе этого программиста допущена ошибка, то мы должны такую возможность использовать. Эта ошибка как «червяк» — ошибки программы я называю именно «червяками». В каждой программе есть ошибки, противные спящие «червяки», их можно обнаружить в любую минуту, стоит только вызвать определенную комбинацию. Ошибка возникает потому, что что-то не было предусмотрено, либо потому, что ее допустил при запуске программы первый программист. Что священного в том, что он был первым? Если мы эту ошибку обнаружили и в состоянии ее исправить, то почему бы этого не сделать? По моему мнению, отказ в данном случае является преступлением. Наш разговор вдруг стал
очень серьезным и философским. Продолжим его, но уже не на уровне Библии. У меня тоже есть вопросы, они касаются несколько иной, но ничуть не менее серьезной области. Например, отношения в Польше к пластическим операциям. Никто не имеет ничего против применения кремов за четыреста евро, которые через кожу вводят в организм самые разные химические субстанции, такие как липосомы, фруктовые кислоты или ретинолы. Но если сделать операцию и ввести себе под кожу ботокс, то есть яд (ведь ботокс — это токсин ботулина, или «колбасный яд»), то такая процедура будет рассматриваться как нечто совершенно ужасное. Ведь в данном случае речь идет о вмешательстве в природу. В то же время крема, которые также вводят в кожу химические субстанции, пусть и не столь глубоко, считаются чуть ли не натуральными средствами.
Дорота.Ты за то, чтобы делать операции?
Януш.Да. То есть нет. Не совсем так. Я за то, чтобы рассматривать вмешательство в природу равнозначно. Я за то, чтобы одинаково оценивать тех, кто делает себе подкожные инъекции, и тех, кто втирает себе химические субстанции в кожу скремом. Я также не даю программисту монополии на написанную им программу. Не знаю ни одного специалиста по информатике, которому не казалось бы, что он может значительно улучшить программу коллеги (смеется).Просто у ее создателя программа не заработала так, как надо. Почему бы ее не исправить?
Дорота.А ты веришь в Бога?
Януш.Да. Как я уже говорил, я — верующий в Бога физик.
Дорота.Что это значит? Ведь в Бога либо верят, либо нет. А ты добавляешь, что ты физик.
Януш.Это значит, что я не верю в религиозные сказания, которые мне даются в катехизисах и других писаниях.
Дорота.Для тебя это просто сказочки?
Януш. Я верю в то, что существует какая-то главная движущая сила, которая ничуть не противоречит эволюционизму. Не могу себе представить, что кто-то в этой стране предпочитает креационизм. Просто я знаю, что Иоанн Павел II не хотел, чтобы училикреационизму, потому что эволюционизм является креационизмом, но научным. То, что мы аллегорически рассматриваем как Сотворение мира за шесть дней плюс седьмой день для отдыха, мы можем считать эволюционным процессом, который сведен для общества к этим семи дням. Но это не что иное, как эволюция, которая длилась во времени и в конце которой возник человек. А остальное — это комментарии в форме сказания о ребре Адама и о Еве. В то же время в современной науке нет ничего, что противоречило бы вмешательству извне при сотворении Вселенной. Никто не ответил еще на вопрос, что было в этой нулевой точке. Даже Стефен Хоукинг, являющийся мыслителем, астрофизиком из университета в Кембридже, не исключает интервенционизма в истории мира. Было начало, названное физиками «особой точкой», в которой масса была либо абсолютно нулевой, либо абсолютно бесконечной, энергия абсолютно нулевой либо абсолютно бесконечной. И с этого все началось. Если физик доходит до такого извращения, чтобы назвать что-то «особым», это означает, что он беспомощен, как младенец. Физики редко признаются в том, что на самом деле являются поэтами. Хотя Фейнман' им был (смеется).Но в этой точке мог находиться Бог, и это Он мог быть причиной того, что эта точка вообще существует. Не вижу здесь никакого противоречия, потому что верю в некую движущую силу, в некую необъяснимость. Кроме того, мне это необходимо для понимания всего происходящего и для ответа на вопросы: почему я здесь, как все началось и как закончится, и для чего, возможно, кто-то так хотел.
Дорота.А как ты представляешь себе Бога, это конкретная личность? Иисус?
Януш.Нет. Для меня Бог — это энергия. Точнее, наверное, даже эфир. Когда-то верили в то, что существует некий эфир, что любая информация может распространяться только в нем, как в воздухе распространяются звуковые волны. В вакууме мы не могли бы разговаривать, потому что там нет воздуха и волнам не в чем было бы распространяться. Стало быть, есть какой-то эфир, и для меня это эфир метафизический, в смысле не физическом, а духовном. Мы, как и наша Вселенная, являемся пузырьком в некоем эфирном супе. И таких пузырьков в нем полно, поскольку — по крайней мере, до сих пор — нет никаких научных доказательств того, что существует только одна Вселенная. Я был бы даже удивлен, если бы существовала только одна. Точно так же я был бы удивлен, если бы существовала только одна такая планета, как Земля. Я полностью согласен с профессором Анджеем Бяласом, физиком-теоретиком, президентом Польской академии наук, который в одном из интервью заявил, что исследование природы никогда не закончится.
Дорота.Ты молишься?
Януш.По большей части когда чего-то боюсь. Я -ужасно конъюнктурный католик и в костел хожу главным образом из страха. Например, когда я должен принять какое-то важное решение. То есть религия для меня -лекарство против страха. Что-то в этом есть. Мне приходят на ум закоренелые атеисты, сидящие на антидепрессантах, и монахи, погруженные в глубочайший восторг.
Дорота.А почему ты не ходишь по воскресеньям в костел? Не любишь толпу? Не любишь делиться Богом с другими?
Януш.Нет. Мне кажется, что многие люди приходят по воскресеньям в костел только из чувства долга, из чувства, что они должны там быть. И этого я не любил в Польше, не люблю и здесь, в Германии. Наверное, это эгоизм, но я не люблю делить Бога с другими, люблю, когда Он сосредоточивает свое внимание только на мне, и тогда мы можем спокойно поговорить и о женщинах, и о мире. Я могу признаться Ему, что боюсь и нуждаюсь в Его помощи. Верю, что Он мне это прощает. И мою конъюнктурность тоже. Я уверен, что Он знает, что я всего лишь человек.