Арка вторая: "Башни в небесах"
Шрифт:
— А почему нет? — сказал вышедший из темноты повозки Кифри. — Вот здесь повесим занавес, вот тут можно придумать крепление для лёгких декораций, внутри достаточно места для всех, благо, вещей у нас теперь нет, а значит, мы освободились от самой тяжёлой части самих себя. Поверьте бывшему монаху, ничего не помнить — это благо. Цаг, Господин Утрат, самый милосердный из нефилимов, служение ему было честью для меня.
— И чего же ты тогда бросил службу? — удивился Рыжий Зад.
— Не помню, — пожал плечами Кифри. — Что само по себе благо. Вряд ли это приятные воспоминания.
НЕОФИЦИАЛЬНАЯ
'Служение её было безупречно. Каждый свой день она посвящала Господину Утрат. Предавалась медитациям с костяной флейтой на погостах, отсекала привязанности, освобождаясь от гнёта памяти. Со временем жрица Цага утратила всё, что утяжеляло душу: связи, желания, страсти и даже собственное имя. На алтарь великого нефилима она возложила и последнюю жертву — свой опустошённый разум.
Когда жрица умерла, то села у врат Града Осуждённых и стала ждать, когда Господин Утрат явится за нею. Мимо шли души умерших, но никто не вложил свою руку в её. Ничей голос не подсказал ей, куда идти, в пустом небе не было знамения. Время текло вокруг неё, подобно воздуху, а Цаг так и не явился за своей верной рабой.
Даже Киноринху, нефилиму-за-Чертой, было жаль её — насколько владыка Смерти вообще способен на жалость, — но он не вмешался в её судьбу. Говорят, Жрица Цага будет сидеть у ворот Града Осуждённых вечно. При жизни она думала, что всё забыла, но истинное забвение познала после смерти'.
* * *
«Неприкаянная», дулаанзахская сказка о самоотверженной жрице Цага
— Это просто смешно! — надулся козёл. — Скажите же ему, Мастер Полчек!
Полчек подошёл к краю помоста, покачал его руками, убедившись в прочности, подтянулся и сел, скрестив ноги.
— Это не такая уж и плохая идея, — сказал он, подумав.
— Что? — возмутился Пан.
— Франциско!
— Да, господин.
Паричок гоблина под действием огня, копоти и эля пришёл в совершеннейшую негодность, но он придерживает на голове это воняющее палёным волосом недоразумение.
— Ты позаботился захватить вино?
— Всего восемь бутылок, господин. Подать?
— Будь так любезен.
— Увы, господин, бокалы не уцелели. Выбирая между бокалами и бутылками, я…
— … Сделал верный выбор, Франциско. Открой бутылку и дай сюда.
Полчек покрутил в руках бутылку, посмотрел на свет и решительно отхлебнул из горла.
— Видите ли, дорогая труппа, — сказал он после паузы. — Боюсь, что у нас нет другого выбора. Если мы, конечно, продолжаем придерживаться театральной стези, а не собираемся податься, например, в пираты.
— Ну, на небольшой подержанный шлюп у нас, пожалуй, хватит, — с сомнением встряхнула звякнувший мешок Спичка. — Но это рынок с высокой конкуренцией. Пиратское комьюнити не особо дружелюбно к новичкам.
— Я не хочу в пираты! — заявила Фаль. — Меня укачивает.
—
Полчек благодарно кивнул козлу и продолжил:
— Дом Теней не даст нам лицензии и не позволит работать без неё, а муниципалитет не продаст и не сдаст в аренду ни одного помещения. Но бродячей труппе не нужно ни то, ни другое. Если не давать более одного представления на одном месте, то лицензия не требуется, а сцену мы повезём с собой, — драматург похлопал узкой ладонью по доскам помоста.
— Вы серьёзно, Мастер? — спросил Пан с сомнением. — А как же ваша репутация?
— Она мне более не требуется, — рассмеялся Полчек с неожиданным облегчением. — Откуда возьмётся репутация у атамана банды бродячих скоморохов?
Он закинул голову, быстро допил бутылку и с хохотом кинул её в угол каретного сарая.
— Демоны Края, знали бы вы, как мне надоел этот лицемерный гадюшник, этот Порт Даль! Ну что, вы всё ещё моя труппа?
— Без сомнения, Мастер, — ответил Пан.
— Сегодня я увидела настоящую несправедливость, — вздохнула Завирушка. — Люди могли погибнуть ради торжества иллюзий. Я с вами, господин Полчек.
— А я смогу играть без ходулей? — спросила Фаль.
— Хоть без штанов, дорогая. Скоморохи славятся своим распутством.
— Надеюсь всё же прославиться чем-нибудь другим, — фыркнула Фаль, — но я с вами.
— Вы моя семья, — веско сказал Кифри. — Единственные, кого я не хочу забыть.
— В идее передвижного театра есть некое благородное безумие, — задумчиво сказала Спичка. — Кроме того, кто-то должен за вами присматривать и считать деньги. Иначе вы прогорите, даже не выехав из города.
— Театр больше, чем кулисы,
и сцена, место декораций.
Давайте увезём с собою,
великий праздник Мельпомены! — сказал Шензи.
— Нас не волнуют переходы,
ночёвки в полевом биваке.
Мы не боимся непогоды,
опасности нас не пугают, — согласился с ним Банзай.
— Одной лишь сцене мы подвластны,
но нам и в поле зал и сцена.
На ярмарке села любого,
в таверне, на лесной опушке, — закончил Шензи.
— Мои сиблинги говорят, — привычно пояснил Эд, — что нам пора расширять аудиторию. За городскими стенами множество людей, не избалованных зрелищами. Это благодарная публика.
— Искусство нужно для народа,