Аркан душ

Дэвлин Джейд

Потому не сразу обратила внимание на то, что “качество” публики разительно поменялось.

Властный мужской голос оторвал меня от весьма занимательного времяпровождения: я наконец-то отловила местного альфа-самца. Точнее, мы с Найдой отловили. Она зажала нервно поскуливающего кобелюку в угол между стеной и решеткой, где и придавила, прикусив за холку, а я радостно вцепилась ему в хвост, из которого вредный засранец так и не дал выбрать колтуны и репейник даже во время купания.

– Подойди сюда, женщина! – от неожиданности я отпустила вожделенную хвостяру, получила

ею по носу и не успела помешать кобелю поджать ее под попу. Пришлось оставить последний репей до лучших времен…

У решетки, вальяжно положив руку в перчатке на перекрестье железных прутьев, стоял высокий темноволосый мужчина. Одет он был довольно просто, но я уже научилась определять цену здешним вещам. Эта простота стоила дороже расшитых золотом камзолов свиты, толпящейся в отдалении.

Я тихо порадовалась тому, что Кукушонок опять проспал все самое важное, но одновременно и тревожное. Почему-то мне совсем не хотелось светить ребенка с эльфийской внешностью перед этой толпой облеченных властью людей.

– Что угодно господину? – кланяться так, чтобы выглядело достаточно почтительно, а меня при этом не выворачивало изнутри от гадкого чувства униженности, я научилась примерно на второй день пребывания в замке.

– Бойс! – черт побери, вот это голос у мужика… он его даже не повысил, а господин егерь материализовался как из-под земли в мгновение ока. И весь такой готовый служить. – Как видишь, я был прав. Эта девушка попала в эльфийские земли отнюдь не из деревенского коровника. Обычная селянка никогда не смогла бы всего за неделю навести такой порядок и выдрессировать Л”Шархи, – он перевел холодный внимательный взгляд на меня:

– Отвечай, женщина. Ты была крестьянкой? И не лги мне, я умею распознавать ложь.

– Нет, господин, – а я и не лгу, черти тебя знают, может, и умеешь. Если в этом мире есть магия, то почему не такая? – Я не крестьянка.

– Ты по собственной воле оставила свой дом и ушла за эльфом?

– Нет, господин, – конечно, нет! Своими руками удушила бы ту сволочь, что устроила моей семье это растреклятое “попадание”!

– Так я и думал, – герцог усмехнулся, довольный собственной “догадливостью”. – Подите все сюда! И посмотрите, как проявляется благородная кровь там, где быдло стонет и жалуется на судьбу!

Я, признаться, сама заинтересовалась тем, что же он тут показывал. Украдкой чуть развернулась и окинула песье царство новым, отстраненным взглядом.

Ух ты…

Пока я долбилась головой об эту стену (в фигуральном смысле, конечно), мне как-то некогда было оценивать результат. Все время перед носом маячило очередное очень срочное дело, и охватить картину целиком мне не хватало сил.

А сейчас вот как-то вдруг получилось. И я даже на секунду опешила. Это все я натворила? Дела…

Внутренний дворик псарни радовал чисто выметенным булыжником, а ведь еще неделю назад никто, похоже, и не подозревал, что двор мощен. Грязи было не просто по колено, а… почти по то самое место.

Слева притулилась до блеска отмытая “кухня”. Мне так сложно было разобраться со всей этой средневековой “кухонной техникой”, что я шла на нее каждый раз как в последний бой. И победила: стол оказался сделан из дерева, а не из окаменелых остатков пищи, котлы внезапно стали медными, а не выточенными целиком из доисторических отложений, да и…

Что там говорить. Я свою родную квартиру никогда в жизни так не отмывала, как эту несчастную псарню. И теперь тут пахло свежим сеном и лишь слегка собачьим духом, клыкастые постояльцы дисциплинированно квартировали каждый в своем загончике, гадить в помещении я их отучила почти мгновенно – все же это не щенки, взрослые животные с заметно развитым коллективным интеллектом… так что теперь это даже не стая страшилищ, а вполне цивилизованное сообщество милых зубастых песиков… пока не перегрызутся за какую-нибудь прошлогоднюю кость, которую я не успела отнять и выкинуть, и не получат воспитательных пинков.

А еще, как я поняла, на герцога и его свиту весьма сильное впечатление произвело то, что и сама я среди этой чистоты-красоты, наведенной своими руками, не превратилась в изношенную свинью, как большинство здешних служанок.

Ну… это они привыкли утирать подолом все – от соплей до… мыться раз в год, если не повезло попасть под дождь, и причесываться пальцами. А у меня ребенок и сильно нездешние представления о гигиене.

Короче, я со своей излишней чистоплотностью и командными замашками умудрилась выделиться на местном фоне, как фиалка в навозной куче. Ох, не к добру.

– Что же, у тебя есть выбор, женщина. Ты можешь прямо сейчас пойти с нами, и в замке тебе предоставят место, более подобающее твоему статусу, а можешь… – глаза герцога как-то подозрительно блеснули. А еще я поймала несколько не самых доброжелательных взглядов с той стороны, где расположилась герцогская свита. И ладно бы просто злых, но была парочка откровенно злорадных.

– Благодарю, ваша светлость, – поперек тебя дышлом, чтоб вошло и вышло! Не знаю точно, что ты мне предложил, но иди-ка ты на хрен со своим “благородством”. – Я бы предпочла остаться там, где мои труды принесут вам наибольшую пользу.

Герцог нахмурился, потом кивнул. И вроде бы не разозлился, а холодом от него повеяло на секунду, но это ощущение тут же прошло.

– Ты умнее, чем я думал. Хорошо же… я дам тебе время привыкнуть.

Когда вся эта ядовитая кодла уже удалилась вслед за хозяином, я все еще стояла у решетки и пыталась понять, правильно ли поступила. Ох, не нравится мне это герцогское внимание. Как говорится, минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.

– Ты это… девка… по уму рассудила, – тихо похвалил меня незаметно отставший от свиты егерь. – Что там раньше было, все едино после эльфей забудь. Здесь сыта, одета, да почти что сама себе хозяйка. Матка, видать, завязалась на тебя, в обиду не даст теперь и другого служку к себе не подпустит. Руки у тебя откудова надо растут, ишь, порядок навела… иех, вот жеж суки ушатые, такую бабу спортили, какому счастливцу жена была б… Ладно, – господин Бойс тяжело вздохнул и выпрямился, одарив меня строгим взглядом: