Аркан душ
Шрифт:
– Ма-ма-а-а-ма-а... Па-а-а... Ма-а-а... Най...Най... да... Ка-а-ать... МАМА-А-А!
Никитка... Никитос... Кукушонок!!! Это мой Кукушонок!
Господи... Господи... что происходит? Где я? Где мой сын? Почему... так... трудно... шевельнуть даже пальцем?
– Гляди-ка, лопочет чего-то ушонок. От ведь, черный-то он черный, ритуал этот, а мальца оживил.
– Херню несешь, Каст. Никого тут не оживили, чужую душу украли, да в ушонка вселили. У себя-то малец скорее всего помер, а ведь наверняка не с под забора выбран. Слышишь, мать зовет? Эх... вот кто небось убивается.
– Дык их же пятеро было, душ-то. Одна, правда, какая-то мелкая да цветом странная. Так что, может, всю семью арканом и захватило, некому убиваться.
– А и так не легче. Гадюке-то одна нужна была, детская, да чтобы мальчик. А остальные...
– Когда круг порвался, разметало вроде как огоньки-то. Один в яму, это я точно видел, еще два вроде тут где-то кружили да пропали, а оставшуюся пару унесло за южный перевал, да шустро так. Видать, там кто-то подходящий как раз помер. Говорят, арканом скраденные души сами ищут, какое тело поблизости на грани смерти, когда своя душа только-только за порог ушла. Может, и этим повезло. Как-никак, а жить будут.
– Угу, успокаивай ее, совесть-то свою, успокаивай. Да только один хрен, за душегубство нам деньги плачены, и нечего теперь сопли размазывать. Знали, на что шли.
Каждое слово этого странного разговора словно отпечатывалось в мозгу, оставляя навсегда выжженный след. Я еще не понимала его смысла до конца, но знала, чувствовала - это очень важно. Почти так же важно, как заставить себя пошевелиться и доползти туда, откуда слышался тихий, безнадежно-отчаянный плач моего сына. Еще немного... чуть-чуть... я смогу! Я смогу, Кукушонок! Потерпи, маленький, я сейчас...
– А ну цыц! Замолкни! Слышишь?
– Ну чего еще? Ох... - хриплый разразился потоком непристойной брани.
– Л”Шархи! Стая! Откуда?! Валим!
– Мальца... ушонка надо вытащить! Без него нам сверкалов не видать!
– Рехнулся? Сматываемся! - голос резко отдалился, но паника в нем была слышна отчетливо.
– К демонам ушастых с их золотом, я не собираюсь здесь подыхать за ради твоей жадности! Брось тряпки, недоносок, бежим!
Дробный топот затих вдали, и какое-то время не было слышно ничего, кроме шелеста деревьев и тихих детских всхлипов. Чего они так испугались? Впрочем, я выясню это позже, сначала Кукушонок.
Да! Ох, как больно... Зато мне удалось не просто пошевелиться, но и перевернуться на живот. Еще одно неимоверное усилие, до боли закушенная губа, и я уже ползу по мокрой от крови траве туда, где плачет мой сын.
Я уже почти доползла до края глубокой ямы, вырытой посреди вытоптанной поляны, когда тихий, на грани слышимости, шипящий рык заставил меня замереть от внезапно накатившего ужаса. Только теперь до меня дошло, что парочка мародеров убежала, бросив всю свою добычу, не просто так.
Оглянуться было страшно, но... здесь мой ребенок. И я должна его защитить, даже если... хотя бы увести опасность за собой, отвлечь. А для этого надо ее видеть.
О господи! Да я этому монстру на один зуб! Эта покрытая бурой свалявшейся шерстью образина размером с лошадь, а пасть у нее, как у крокодила. И еще несколько таких же медленно, не торопясь, окружают поляну, выступая из кустов.
Почти теряя сознание от ужаса, я дернулась в сторону от ямы и громко завизжала... то есть попыталась. Хриплый скулеж - вот все, что у меня получилось. Но тварь послушно кинулась за мной, метнувшись наперерез. Жуткая окровавленная пасть придвинулась вплотную, в лицо пахнуло тухлятиной, а маленькие светящиеся глазки уставились в упор.
Странные глаза, такие знакомые и абсолютно невозможные на этой жуткой харе.
– Най... Найда?!
– кажется, я схожу с ума, и все это - либо предсмертный бред, либо галлюцинации шизофреника.
Здоровенная, страшная, как кошмарный сон импрессиониста, тварь радостно завизжала, и в следующую секунду я была вся покрыта липкой, не слишком приятно пахнущей слюной. Но мне было все равно - я хохотала, как ненормальная, обнимая за шею невероятного монстра с глазами моей собаки.
Хохот постепенно перешел в судорожные всхлипы, меня накрыло истерикой, как лавиной. Правда, ненадолго. Даже на грани помешательства я не могла забыть, что в трех шагах, в какой-то яме плачет мой ребенок. А значит... все истерики потом.
– Охраняй!
– уверенно скомандовала я, и монстр, в которого превратилась Найда, с готовностью вскочил на ноги, своим телом загородив меня от других таких же чудовищ, и предупреждающе рыкнул. Удивительно, но те сразу отступили, прячась в густеющей тени.
Тело слушалось отвратительно, нормально встать на ноги не получилось, и я вернулась к яме все так же, ползком. Глубокая... Перегнувшись через край, я напряженно всмотрелась в темноту и позвала:
– Никитос! Никитка!
Детский плач мгновенно стих, больше из ямы не доносилось ни звука. Ох... это же не мой голос, даже близко. Неудивительно, что сын его не узнал и затаился.
– Кукушонок, не бойся, я сейчас спущусь за тобой. У мамы просто болит горло, слышишь? Поэтому у нее такой хриплый голос. Спой мне песенку про мишку, твою любимую. Помнишь ее?
– заговаривать зубы сыночку я могла хоть в бреду, хоть во сне, натренировалась за два года. Сейчас главное, чтобы ребенок успокоился и дал мне его вытащить.
– Ма-ам?
– недоверчиво переспросили из темноты.
– Мама-а! Мишка... косолапы-ый по лесу иде-от...
– Ты мой умничка! Молодец, Никитос! Спой еще, солнышко!
Я быстро огляделась, благо зрение к этому моменту вернулось в норму, если не стало даже лучше моих родных минус трех. Так... Да! Ведь не левитацией же сбежавшие мужики собирались доставать малыша из ямы! Вот эта палка с кое-как прикрученными перекладинами и есть здешняя убогая лестница. Плевать, я сейчас и не по таким ступенькам сойду. Несмотря на то, что тело все еще плохо слушается и вообще ведет себя странно. Словно... до земли стало дальше, что ли? И центр тяжести непривычно смещен, отчего меня порядком заносит.