Аркан / Ежовые рукавицы
Шрифт:
Мы не можем уйти, когда нас зовут так. Светом, тьмой, сутью.
— Я здесь, сердце мое. Вернись.
Конец одного — начало другого. Вечный цикл. В этот раз я начну с десяти. Никаких ассоциаций, просто обидно, что не досчитала, а Альвине так старался…
/ Иидиии сюуудааа… /
— Иди сюда, говорю, отбойником тебя поперек штрека… Держи тут… Да ровнее! Не тряси! Уронишь, я тебя за порог уроню, — гневно, шумно и
— Мастер Став, — просипела я не в силах разлепить глаза.
— Гарпия! С каждым разом твой голос все гаже и гаже, это несомненный талант, но имей совесть… Хотя, какая там совесть… Просто. Молчи. Леши и молчи. Вот целителям сдам или Холину, кто первый объявится, им будешь песни петь. Лучше б ты кексы дома пекла, чем так работать… Никаких нервов нет давно, но ты и их мотать умудряешься!
Меня затрясло от хохота, но смеяться в голос было мукой — горло болело так, будто мне шею свернули, а не насадили на каменные иглы. Боль не моя, того, другого, что отвесил мне пинка, но менее мерзкой она от этого не стала. Впрочем, и в других местах болело тоже. Ребра, например, которые Мар еще ночью примял.
— Она и ржет еще… Вот же безднова девка… Сейчас с носилки стряхну — пешком пойдешь. Куда лапы тянешь! В кровище вся, будто в чан ныряла.
Мне шлепнули по руке, которую я (о чудо!) чувствовала и которой полезла пощупать, нет ли лишней дырки у меня в голове. Память подсказывала, что должна бы быть, а в реальности… Тьма его знает. Можно только догадываться, почему глаза не открыть… Став не только помацать не дал, еще и лентой спеленал. Можно было бы избавиться, но стало лениво. Что же там…
— Что там? — просипела я.
— Там… А там, глядь, теперь красиво. Беленько и светло, как в храме, только понизу в монолит все спеклось, будто дракон плюнул. Ну, и барьер твой стоит. Крепко взялся. Аналитики все мозги об него уже стерли. Он один там теперь стоит. Потому что станция в хлам. Пеплом все легло, когда темный источник схлопнулся. Откатом по цепи шибануло, до сих пор в башке звенит. Из всех, что в круге были — десять только на ногах. Ладис прямо сразу, как источник погас, ломанулся тебя вытаскивать. Белый как раз не в фазе был. Но потом тоже жахнул. Зад ему хорошо прожарило и поделом, нечего лезть впереди старших… хм… Что?
— Хш… Хиии… Шх... штаны целые?
— Тебя и могила не исправит… Я ей про храм да свет, а она про мужиков без штанов… А вот и исцеляки… Уж и не знаю, что тебе страшнее, Гарпия, Холин твой или эти.
Потом Став куда-то делся, а меня взяли в оборот целители. Оттерли резкопахнущим раствором глаза, и я, наконец, их открыла. Садилось солнце, но от щелительской униформы все было белое с незначительными темными вкраплениями, а потом стало только белое — меня уложили на платформу и сунули в магмобиль. Облепили мерзкими штуками и заклятиями, совали в рот всякую гадость. Первую я даже хлебнула от неожиданности, и мысли сделались вялыми, как снулые рыбины. Наверное, поэтому я думала так долго.
Мы приехали в специализированный медцентр надзора, и меня
Ведь у нас тьма-на-двоих, и он не мог не…
Он не мог, потому что его нет?
Его нет… Его нет… Егонетегонетегонетего…
Кто меня звал оттуда? Оттуда звал...
Мааааааааа…
Чем мне теперь дышать?..
Надсадно взвыла сирена. Здание вздрогнуло и укрепленные стены с заложенными маггасителями пошли трещинами.
Что-то страшное ломилось с той стороны, разрывая щиты, как бумагу…
Тьма… Это тьма шла на мой зов. На мой истошный вопль.
Мое целое.
Мар…
— Я здесь, я здесь, я здесь, сердце мое, — и дрожащими руками гладил по лицу, прижимая полезшие перья, обнимал за плечи в больничной сорочке, тлеющей проплешинами прогоревшей ткани, целовал мокрый нос, лоб и губы.
А сам… Почти голый, в какой-то мятой красной простыне? плаще? Глаза запавшие, подсвеченные синим. Привратные ленты поперек груди в три витка и одна — вдоль от щеки до бедер, прямо по сердцу.
Прямо по сердцу...
Улыбался безумной улыбкой, выдрал мне с десяток волос, запутавшись костистой лапищей в шевелюре…
Мар...
Я с тобой...
— Вы сегодня целенаправленно собственность Управления портите, Холин? — раздался желчный голос Арен-Тана.
Я выглянула из-за Марека одним глазом. Тон инквизитора никак не вязался с выражением облегчения и… радости? Серьезно? Мар на него вообще не отреагировал, продолжая сладко сопеть мне за ухо, как изголодавшийся вампир, и сжимать и так настрадавшиеся ребра.
— Нельзя было через дверь войти? — нудел своим тонким голосом светен.
— А меня бы пустили? — буркнул Холин, оставляя мою шею и покосился на инквизитора синим глазом. — И потом, стены хлипкие, щиты дрянные… Тут явно ремонт нужен.
— Теперь он здесь точно будет и исключительно за ваш счет.
— Что, и в Управлении тоже за мой? А как же обстоятельства непреодолимой силы? — попытался соскочить Холин.
— Это в Управлении были обстоятельства, а тут — явный умысел.
— Знаете, что, светен? Идите в з… в бездну. А лучше мы сами.
Я ничего против не имела. Ушли как настоящие некроманты — гранью и не прощаясь.
— Бесподобно, — заявил эльф, когда мы с Маром в обнимку объявились посреди холла.
Эфарель в сияющем бело-золотом одеянии со следами спешной и не слишком тщательной чистки, оккупировал диван и был центром занимательной скульптурной группы, глядящей на нас во все глаза. Под левый бок к нему воробушком приткнулась Дара в обнимку со старым портфелем Марека, Лайм и Най сидели по краям впритирку с подлокотниками независимо и гордо, но глаза у обоих были подозрительно красные.