Арктические тени Третьего рейха
Шрифт:
20 июля того же года в Екатерининскую гавань вошла русская эскадра, состоявшая из корвета «Варяг» и клипера «Жемчуг», под общим командованием вице–адмирала Константина Посьета. На борту флагманского корабля находился великий князь Алексей Александрович. Уже на следующий день он внимательно осмотрел мурманские берега. Не удовлетворившись осмотром лишь одного района для базирования крейсеров, следующим утром он вышел на клипере для осмотра побережья острова Кильдин и Мотовского залива. Здесь, в сопровождении архангельского губернатора Н. Качалова и академика Александра Миддендорфа, он посетил остров Шалим и местное становище Еретики, где тогда было создано «Первое Мурманское китобойное и иных промыслов товарищество», затем встретился с представителями нескольких китобойных компаний в норвежском городе Вадсё. Собрав сведения, интересующие морского министра, русский отряд ушел на Балтику. И далее сработала поговорка: «В России долго запрягают…»
Лишь летом 1894 года на Мурманском берегу побывал министр финансов Сергей Витте. А в августе уже новому российскому императору Николаю II он представил подробный доклад об устройстве порта на Мурмане, где указал, что Екатерининская гавань произвела на него еще более грандиозное впечатление, нежели Владивостокский порт и Владивостокская гавань. Этот доклад был воспринят с особым вниманием. Однако остался только на бумаге.
Меж тем кайзер Вильгельм II, понимая реальность германороссийского военного столкновения на Балтике, всемерно подталкивал молодого российского императора Николая II обратить государево внимание на Тихий океан. И — это ему удалось.
Как «классику» сегодня можно рассматривать факт, что в 1903 году, при встрече русского императора на кайзеровском флагмане был поднят флажный сигнал: «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана». Каково? Хитро трудятся политики, сидя в мягких креслах. Только потом Россия получила поражения под Порт–Артуром, Мукденом, Цусимой… В том числе и из-за государственного невнимания к Северному морскому пути.
Исторический парадокс состоит в том, что, хотя Арктика географически ближе к России, чем к Германии, а через арктические моря проходит едва ли не треть российских границ, русские чиновники и к началу XX века крайне мало внимания обращали на берега Сибири и на арктические моря.
Неудивительно, что начавшаяся в 1912 году война между Турцией и Болгарией с первых же ее дней выявила серьезные недостатки российской оборонительной доктрины: несмотря на многочисленные просьбы болгар, Турция (читай: Германия. — Авт.) не позволили русским Черноморскому и Балтийскому флотам оказать помощь борющейся за независимость Болгарии. «Неожиданно» для российских политиков выяснилось, что Турция и Германия без особого труда могут установить жесткий контроль над черноморскими и балтийскими проливами, оставив для России лишь один тихоокеанский порт Владивосток. Не правда ли в тесные рамки поставили Россию германские дипломаты и военные? При этом их совершенно не волновало, что для Североамериканских Соединенных Штатов (САСШ) и Японии тихоокеанские воды много роднее, чем для России.
Крайний Север вновь вышел на первое место в экономике России, ведь для доставки грузов из Дальнего Востока у русских министерств осталась только транссибирская железнодорожная магистраль, чья пропускная способность оказалась крайне мала.
Правда, болгаро–турецкая война все же помогла российским государственным мужам радикально пересмотреть их взгляды на необходимость строительства современного порта на Севере, куда в кризисное военное время могли свободно зайти даже черноморские и балтийские корабли и суда, а, сделав ремонт, — они могли свободно выйти в Мировой океан. Причем вне зависимости от усилий неприятеля. Этому же способствовало и то, что еще в 1896 году российский Государственный совет одобрил предложения по строительству в Екатерининской гавани коммерческого порта, куда наравне с торговыми судами могли бы заходить и военные крейсеры, способные защитить Крайний Север России от вторжения иностранных промысловых судов. И 24 июня 1899 года состоялось торжественное открытие города, нареченного в честь императора Александра III — Александрова (сегодня Полярный).
Но в очередной раз совершенная непредсказуемость российских чиновников дала о себе знать. В феврале 1915 года наилучшим местом для нового коммерческого порта неким «государственным мужем» неожиданно для всех была выбрана Семеновская бухта, расположенная в южной части Кольского залива. Так появился еще один северный российский порт, который был назван Романов–на- Мурмане (сегодня Мурманск). Ну а Александровск остался «не при делах»: не город и не порт, он был не способен обеспечить стоянку для торговых судов и не боевых кораблей. И новая война, уже Первая мировая, показала всю правильность русской поговорки о попытке догнать сразу двух зайцев.
В очередной раз и балтийские, и черноморские проливы были для нас закрыты. А порт Владивосток оказался слишком далек, чтобы обеспечить доставку военных грузов от наших союзников. И в очередной раз нам пришлось везти эти грузы в порт Архангельск. Ближе-то — некуда. Но в отличие от русских чиновников адмиралы кайзера Вильгельма в очередной раз воспользовались откровенным пренебрежением русских царедворцев к северным границам России. Именно они привели кайзеровскую Германию не только к арктическому порогу нашего государства, но и даже — к «арктическому фасаду» России.
Что задумал Шредер–Штранц?
Хотя Германия никогда не соседствовала с Россией в Арктике, но с момента зарождения империи она стала интенсивно осваивать арктические пустыни. Правда, об этих экспедициях сегодня удалось найти очень немного информации. Но та, которую удалось найти, весьма любопытна.
В 1912 году появился проект германской арктической экспедиции под началом лейтенанта кайзеровского флота Шредер-Штранца, который предусматривал самостоятельное обследование немцами Таймырского полуострова для дальнейшего прохода в Берингов пролив и на Тихий океан. Право свободно распоряжаться собранными сведениями о русских землях и морях немцы оставляли за собой. Экспедиция была задумана довольно широко. Но все, что здесь произошло до марта 1913 года, выглядит крайне странно!
Шредер–Штранц решил для исследования различных районов Северного Ледовитого океана, прилегающих к Таймырскому полуострову, построить специальное судно. А для изучения таймырских недр этой малоизученной области применить санные собачьи упряжки. Основную работу экспедиции предполагались начать в 1913 или 1914 году.
С целью же тренировки личного состава будущей экспедиции в полярных условиях лейтенант Шредер–Штранц отправился летом 1912 года на норвежском парусно–моторном судне «Герцог Эрнст» (бывшая норвежская промысловая яхта «Стерлинг». — Авт.) к северным берегам Шпицбергена. И здесь, совершенно неожиданно для мировой общественности, он остался зимовать. Экспедиция состояла из 15 участников: 10 немцев и 5 норвежских матросов. Ни судно, не имевшее соответствующих помещений, ни члены экспедиции не были готовы к полярной зимовке.
Во время стоянки у острова Северо–Восточная Земля 3/1$1 $3а 1912 года, когда судно «Герцог Эрнст» находилось около мыса Нуркап, начальник экспедиции вместе с тремя немецкими учеными отправились на глетчере в сторону острова Парри и более к месту стоянки не вернулись. Не вернулись все четверо. С какой целью была проведена эта совершенно безрассудная и заведомо гиблая вылазка? Быть может, для осмотра острова, куда еще не ступала нога человека? Сложно сказать! Оставшиеся на судне ждали их почти неделю. А затем, понимая, что вынесенное напором льда на мель экспедиционное судно не сможет самостоятельно сойти с нее, направились на лыжах налегке на юг в сторону залива Адвент. Однако вскоре норвежские матросы, которые были лучше подготовлены для походов во льдах, стали убеждать остальных, что без соответствующего снаряжения путешественники не смогут достичь заветного залива. Затем они повернули обратно и продолжили зимовку на борту «Герцога Эрнста». Остальные участники, в числе 6 человек, совершенно неопытных в полярных условиях, продолжили путь на юг, через неделю перехода наткнулись на незамерзающий фиорд. Четверо не стали испытывать судьбу и повернули назад, а двое зимовщиков — самых отчаянных, решивших продолжить свой путь, погибли.