Арлекин
Шрифт:
Олаф покосился на меня, не отводя ствола от пленников.
— Ты серьезно?
— В эту минуту — да. Она же миниатюрная и темноволосая, даже твоему профилю жертв соответствует. Если она не ответит на мои вопросы — не говори, что не получал от меня хорошего подарка.
— Нет, не надо, пожалуйста! — взмолилась Коломбина.
— Ты пыталась убить меня и моих любимых. Твой мастер убил моего друга. Так что «пожалуйста» в этих обстоятельствах, да еще от тебя, вряд ли на меня подействует.
— Пожалуйста, не делай этого, — попросил Ричард.
Я покачала головой,
— Ричард, иди домой.
— Неужто не найдется среди твоих мужчин никого, кроме меня, кто согласится со мной: некоторые вещи просто не делают? Ни по каким причинам?
Жан-Клод встал, подошел к Ричарду и стал его успокаивать. Это мне напомнило, как иногда в игре нужно посылать Паладина что-то посмотреть на той стороне холма, чтобы тем временем самому обобрать мертвецов.
Ко мне подошли с двух сторон Натэниел и Мика.
— Хочешь подойти к ней поближе? — спросил Мика.
Я кивнула.
— Ребята, а вы тоже считаете меня гадиной, что я предложила ее Олафу?
— Она тебя чуть не убила три раза, Анита. Ты — моя Нимир-Ра. Я бы ей сердце вырезал и тебе поднес на блюде.
Он был в кошачьем облике, и эта угроза прозвучала реально.
— Я у тебя покорный, я не спорю, — ответил Натэниел.
— Последнее время ты покорный, когда хочешь.
Он улыбнулся:
— Вырезать ей сердце я не стал бы, но посмотрел бы, как это делает Олаф. Она чуть не убила тебя, Жан-Клода и Ричарда.
— И Питера, — кивнула я.
— И Циско, — добавил Натэниел.
Я кивнула и попыталась повернуться к Римусу, но Мика потянул меня дальше.
— Давай зададим твои вопросы.
И мы пошли задавать вопросы, а Олаф тем временем ей шептал, что он будет с ней делать, что он хочет с ней делать.
— Не отвечай, пожалуйста, не отвечай на вопросы. Вампиры умирают настолько медленней, чем люди…
Можете себе представить — она на все вопросы ответила сразу же. Они с Нивией убили тех людей и попытались подставить членов церкви — это делалось, чтобы заставить Малькольма просто отдать им церковь. Тут вмешалась я и испортила им игру, убив Нивию. Я не сказала ей, что даже не знаю ни отчего погибла Нивия, ни что сделала для этого я. Потом, быть может, Жан-Клод мне поможет в этом разобраться. Коломбина должна была быть прикрытием, ширмой для Панталоне. Когда он захватил бы здесь власть, то даже Мать Всей Тьмы не могла бы заставить его расстаться с этой территорией. Все они, Панталоне, Нивия, Соледад, Коломбина, Джованни — все брали на себя работы наемных убийц.
Единственный вопрос, над которым она заколебалась, хоть на секунду, был такой:
— На кого из членов совета ты работаешь, Коломбина?
— Они меня убьют.
— Тебе не следует больше их бояться.
— Ты защитишь меня?
— В некотором смысле. Тебе не стоит беспокоиться, что кто-то из совета потом тебя убьет, потому что я тебя убью сегодня. Единственное, о чем еще у нас с тобой идут переговоры — это легкой будет твоя смерть или трудной. Выбирать тебе.
Она покачала головой.
— Олаф!
— Да?
— Нам все равно вырезать ей сердце. Хочешь с этого начать?
Он смотрел
— Давай, — сказала я.
Ее держали, и Джованни держали, и Олаф распорол маскарадный костюм на ней, ее груди предстали перед собранием, а он начал очень медленно вырезать ей сердце. И не успел далеко зайти, как она уже выдала имена. Мастер Зверей и Любовница Смерти.
Она назвала имена, но Олаф не остановился. Он дорвался до своего счастья, и спорить с ним было сейчас как с аутичным ребенком: он бы просто не услышал.
— Я ответила, ответила! — крикнула Коломбина. — Во имя тьмы, убей меня!
Я велела Нечестивцу ее обезглавить — и он это сделал одним движением клинка, оставив на полу разруб. Никогда не видела, как сносят голову одним ударом. Алым фонтаном хлынула кровь, и Олаф поднял голову.
— Я не кончил!
— Она выдала эту информацию. Я ей обещала быструю смерть, когда она мне расскажет все, что я хочу знать.
Он посмотрел на меня очень не дружественным взглядом.
— Ты все равно можешь вырезать у нее сердце, — сказала я.
— Это не то же самое.
Выражения его лица я не поняла, и, честно говоря, очень не хотела бы понимать.
Я стала было извиняться, что не дала ему вырезать сердце у нее, пока она была еще живая, но сама себя одернула. Блин, шок начал уже проходить, и я спросила себя, какого черта я себе думаю. По закону все, что мы делаем, более чем допустимо. У меня ордер на ликвидацию, на него множество грехов списывается.
Он закончил вырезать у нее сердце, я попросила Нечестивца обезглавить Джованни. Интересно, смогу ли я перенять у него или его брата эту технику обезглавливания одним ударом. Мне это никогда не удавалось, даже мечом. Может, тут все дело в длине руки?
Сердце у Джованни я вырезала сама, взяв у Фредо нож, которым легче вскрывать грудную клетку, чем любым из моих. Я устала, и у меня уже начал проходить шок, отчего движения стали неуклюжими. Руки я уже запустила ему в грудь чуть ли не по локоть, но никак не удавалось нащупать сердце среди связок, удерживающих на месте сердечную сумку. Сумку-то я уже пропорола, но там будто что-то запуталось. А я так устала, почти до онемения… но все же недостаточного онемения.
— Я помогу? — склонился над телом Олаф. У него тоже руки были в крови, но только одна из них была будто в красной перчатке.
— Да, оно там запуталось. Наверное, я просто устала.
Он потянулся в дыру, которую я проделала, и его рука поползла вдоль моей, и только когда наконец его ладонь охватила мою руку, прижимая пальцы к еще теплому сердцу, только тогда я посмотрела на него. Мы оба наклонились над телом — лица наши разделяли считанные дюймы — запустив руки в превышающее их по длине тело. И Олаф смотрел на меня, наши руки сомкнулись на чужом сердце, и повсюду была кровь. А смотрел он на меня так, будто это у нас ужин при свечах, а я — в кружевном белье.