Арлекин
Шрифт:
— Пахнет ночным воздухом, — сказал Мика рычащим голосом.
— Пахнет, — подтвердили одновременно Ричард и Натэниел, даже не глядя друг на друга. Трое оборотней будто сосредоточились на чем-то, чего я не слышала, не видела, не чуяла — и тут почувствовала это как холодную струю ветра, учуяла — ночной воздух, влажный, но без дождя. Влажный, но без дождя. Я втянула воздух:
— А где жасмин?
Половина светильников на нашей стороне церкви скрылась под извилистой лентой живой тьмы. Прихожане — вампиры и люди — сгрудились у противоположной стены,
Реквием закрыл лицо плащом, но стоял теперь возле сцены.
— Это та тьма, что убила моего мастера.
— Как она его убила? — спросил Мика.
— Тьма покрыла его, закрыла от наших взоров, он страшно закричал, а когда мы снова его увидели, он был мертв.
— От чего именно мертв, Реквием? — спросила я.
— У него вырвали горло, будто клыками огромного зверя.
Между нами и наступающей тьмой осталось два светильника.
— Я чую волка, — сказал Мика.
Я покачала головой:
— Мать Всей Тьмы с волками дела не имеет. Она орудует котами, самыми различными котами, но не собаками.
Натэниел и Ричард тоже понюхали воздух.
— Волк, — заявил Ричард.
Натэниел кивнул.
— Пули эту штуку не берут? — обратился ко мне Эдуард.
Я покачала головой.
— Тогда скажешь, когда найдется что-нибудь, по чему можно стрелять.
— Мне тоже интересно, — поддержала его Клодия.
Темнота доползла почти до сцены, но ощущение было не совсем то. Не как от Марми Нуар. Я отключила пушистый вкус любви от ardeur’а и потянулась вперед своей силой, своей некромантией. Потянулась я навстречу не наступающей тьме, а точке на потолке, где она возникла. Марми Нуар застенчивостью не страдает: если бы она здесь была, мы бы уже знали. А тогда кто это такой или что это за чертовщина? Кто несет в себе кусок тьмы?
Я пошарила в балках возле самой вершины купола, и почти слышала этот голос, громкий шепот: «Не здесь. Не здесь. Я не здесь». И я даже было отвернулась, и тут поняла, что делаю. Что-то там было в своде, кто-то там был.
Темнота заворачивалась у края сцены, начинала глотать светильники, прожекторами высвечивающие кафедру. Коломбина засмеялась радостно и жестоко:
— Всех вас пожрет тьма!
— Да не ты же вызываешь темноту, не ты и не твой Джованни, — бросила я ей.
— Мы — Арлекин! — крикнула она.
— Ты скажи твоему приятелю на потолке, пусть покажется.
Она вдруг застыла совершенно неподвижно, и это было выразительней, чем любая мимика человеческого лица. Кто-то там был, и она думала, что никто из нас об этом не узнает. Отлично, но чем это нам поможет?
Темнота почти добралась до нас. И пахла эта темнота влажной ночью, и землей, и волком, едким вкусом на языке. Нет, это не тот запах волка, что мне известен, но времени на анализы не было.
— Эдуард, стреляй в тот угол! — крикнула я, указывая туда, где притаился вампир.
Эдуард и Олаф выхватили пистолеты, нацелились. Темнота, клубясь, покатилась на нас,
— Ты не забыла, что у тебя есть телохранители?
Мелькнул полосой Хэвен — и оказался рядом со мной.
— Наконец-то есть во что стрелять!
— Еще нет, — возразила я. — Он еще не здесь.
— Кто не здесь? — спросил Римус.
Заговорили пистолеты Эдуарда и Олафа, и темнота поглотила мир — черная, безлунная ночь.
— Блин! — выругался Хэвен.
Они оба придвинулись ко мне, я положила свободную руку на плечо Римуса, чтобы знать, где он. Ногу подвинула так, чтобы касаться ею Хэвена, а он положил руку мне на спину. Так мы хотя бы друг в друга не попадем. В полнейшей темноте мы стояли, вытащив пистолеты, но ничего не было видно. Как стрелять, если не видно, во что?
— Анита, слышишь меня? — крикнул Эдуард. — У нас тут кровь на стене, но не видно, во что попали!
— Слышу! — крикнула я в ответ.
— Идем к вам, — сказал он.
Я не знаю, что бы крикнула я в ответ: «Идите», или «Не надо!» — потому что Римус сказал:
— Волк.
— Близко, — ответил Хэвен.
Раздался влажный густой звук, будто нож выдернули из тела. Если бы я не напрягала слух изо всех сил, могла бы и не услышать, но ничего, потому что Хэвен и Римус обернулись одновременно, увлекая меня за собой — почти как партнершу в танце. Мы выстрелили на звук, на едкий запах волка. И еще раз, и стреляли, пока не получили ответный удар.
— Когти! — крикнул Хэвен.
Римус вдруг оказался передо мной, закрывая меня телом, и я почувствовала, как он дернулся от сильного удара.
— Хэвен! — крикнула я.
— Анита! — отозвался он, все оттуда же, справа.
Я высунула пистолет из-за Римуса и выстрелила в упор в тело с другой стороны от него, и стреляла, пока не защелкала пустая обойма. Но и Хэвен уже был здесь и стрелял в то, что было от Римуса с другой стороны, а тело Римуса дернулось, и мне показалось, что Хэвен его ранил случайно, но потом раздался звук, мясистый, рвущийся, влажный ужасный звук, хрустнули кости, и Римус вскрикнул снова. На меня хлынула горячая жидкость, и крикнула я. Когти рванули на мне футболку, и я выхватила нож, потому что другого оружия у меня не было. Когтистая лапа задела мне грудь, я полоснула по этой лапе ножом. Руки Римуса сжались вокруг меня, прижимая к когтям. Ничего не было видно, а то, что я ощущала, было непонятно. Откуда же эти чертовы когти взялись?
Хэвен больше не прикасался ко мне, я слышала шум драки.
— Отойди от него, Анита! Прочь от него! — крикнул Хэвен.
— От кого? — спросила я и ударила ножом в лапу, не принадлежащую Римусу. Резанула ее, но и она меня порезала, и я крикнула — больше от досады, чем от чего другого.
— Прости, — шепнул Римус, руки его соскользнули вниз, колени подкосились, но он не упал — я подхватила его, пытаясь поддержать, и только тут поняла, откуда взялась рука с когтями. Нет, этого не может быть.