Арлекин
Шрифт:
Я кивнула и убрала пистолет.
— А ты знаешь, что ты был на волосок от смерти? Еще чуть-чуть — и я бы выстрелила.
— Когда-то я уже смотрел в дуло твоего пистолета. — Снова ушел юмор, лицо Байрона стало серьезным — и потом он улыбнулся. — Заводит…
— Ты что, поймал кайф от того, что я чуть тебя не застрелила? — Я засмеялась к концу фразы — но нервным смешком.
— Не такой кайф, как ловит Натэниел, но иногда я люблю, когда мной командуют.
Он сел на диван, втиснулся между подлокотником и Натэниелом. Снова обвил Натэниела руками, хотя сидел у него на коленях, и потому лицом коснуться лица не мог. Натэниел прильнул
Байрон обнял его в ответ, потрепал по волосам.
— Я — универсал, Анита. В любом смысле этого слова.
Я нахмурилась:
— Универсал — это значит, бисексуал?
— Одно из значений, рыбонька.
— Ты мне скажи прямо, Байрон, я в тонкости вникать не умею.
— Это значит, что я и суб, и дом.
— Субмиссив и доминант? — переспросила я.
Он кивнул.
— И что ты предлагаешь?
— Помочь тебе укротить твоего вот этого котенка.
— Как именно? — В этот вопрос я вложила все свои запасы подозрительности.
Он рассмеялся:
— Столько вложить угрозы и сомнений в одно слово, рыбонька!
— Ты на вопрос ответь.
— Ты будешь питать ardeur от меня и Натэниела, пока я буду его мучить. Судя по только что имевшему место предисловию, энергии будет немеренно.
— А ты что от этого получишь?
— Секс с тобой, рыбонька.
Я покачала головой:
— Придумай что-нибудь другое, Байрон. Тебе мальчики нравятся больше девочек.
— У меня будет сексуальный контакт с Натэниелом.
Я сама почувствовала, как недоверчиво щурюсь:
— Ты никогда раньше не показывал, что Натэниел — твоего типа.
— Я знаю, что он несчастлив, а я люблю, когда у моих друзей все хорошо.
— Это не все, — сказала я.
— Этого я уже не понял, возлюбленная.
Он устроился в углу дивана. Они с Натэниелом жались друг к другу так, будто им уже случалось так сидеть. Хотя, думаю, такого не бывало.
— Он это делает ради меня.
Я обернулась ко второму вампиру, неподвижно сидящему в кресле.
— Объясни?
— Скажи ей, Байрон. Скажи, почему предлагаешь.
— А почему не стихами, Реквием? — спросил Байрон.
— Почто мне мучиться в темнице и в цепях, когда к свободе ключ — в моих руках? [4] — спросил Реквием.
— Так-то лучше, — ответил Байрон. — А ты никогда не думал с этим покончить, рыбонька? Тот факт, что Анита относится к тебе без обожания, тебя травмирует?
Реквием всего лишь глянул на него, но почему-то под этим взглядом Байрон поежился. Даже не знаю, от страха — или это была дрожь от чего-то иного. Впрочем, испугаться бы ему стоило: никогда я еще не видела у Реквиема такого холода во взоре.
4
Реквием цитирует строки из стихотворения леди Мэри Уортли Монтегю (In chains and darkness, wherefore should I stay, And mourn in prison, while I keep the key?).
— Чую, тут что-то у вас творится такое, что может повести к травмам. Поскольку
Байрон обернулся ко мне:
— Натэниелу боль необходима, Анита. Я тебе помогу ему ее дать, пока ты будешь с нами в кровати. Ты будешь присматривать, но грязную работу тебе делать не придется.
— Натэниел тебе рассказывал о своих проблемах?
— Я знаю, что это такое, Анита, — когда хочешь какого-то прикосновения и лишен его. Я столетиями был во власти мастеров, которым плевать было, чего я хочу или что мне нужно. Ты любишь Натэниела, и он любит тебя, но от неудовлетворенной нужды любовь в конце концов может прокиснуть, как молоко на жарком солнце.
— И эта твоя демонстрация — просто от доброты сердца. — Я голосом показала, как мало я в это верю.
— Он пытался тебе сказать, рыбонька, но ты не понимала.
— Не совсем уверена, что понимаю сейчас.
— Но ведь мое маленькое представление тебе помогло?
Хотела я сказать, что нет, но это была бы ложь, а вампиры обычно ложь чуют, так чего стараться?
— Неприятно это признавать, но ты прав, помогло. Больше так не делай, но ты сумел донести свою мысль.
— Правда? — спросил он, сползая по дивану и еще больше переплетаясь с Натэниелом.
Если тому и неловко было находиться с таком тесном переплетении с голым мужчиной, он этого не проявлял. Уточняю: голым мужчиной, который не из наших любимых. Неужто всего лишь рывок за волосы заставил его так полюбить Байрона? Так сильно ему было это нужно? Или я так сильно пренебрегала его потребностью?
Байрон ничего такого не делал, чего бы не хотела делать я. Ничего не сделал плохого. И что плохого, если Натэниел будет связан во время секса, который у нас и так бы был, без связывания? Что тут такого ужасного?
Я смотрела на двоих льнущих друг к другу мужчин, видела мирное довольство на лице Натэниела, и поняла, что была очень самоуверенной. Я полагала, что если придет конец нашим отношениям, то разорву их я. То есть это я его брошу за излишек требовательности, или излишек… чего-нибудь. Сейчас до меня вдруг дошло, что это он может меня бросить — просто за то, что я недостаточно внимательна к его нуждам, и от этой мысли несколько сжалось сердце. Я же его люблю, люблю по-настоящему. Не могу себе представить свою жизнь без него. Так, тогда на что я готова, чтобы его сохранить? Насколько далеко согласна пойти и нужна ли мне в этом помощь? Однажды у нас с Байроном уже был секс. Я питала от него ardeur. Может ли Байрон меня научить, как быть для Натэниела госпожой? Может, да, а может, и нет. Но его демонстрация одно доказала: мне нужен кто-то, кто мне покажет, как устроен Натэниел. Мне бы и в голову не пришло, что простой рывок за волосы с некоторой приложенной силой вызовет у него такую восхитительную реакцию.
— Как-то ты слишком глубоко задумалась, возлюбленная.
— О твоем маленьком шоу задумалась. Ведь ты же именно этого хотел?
— Я хотел тебя завести, но не вижу в твоих глазах, чтобы это случилось.
Настала его очередь хмуриться.
— Ее не так-то просто увлечь, — сказал Реквием.
— Она любит, когда двое мужчин сразу.
— Не любые двое мужчин, — возразил Реквием. — Точно так же, как и одиночный мужчина ей не каждый подойдет.
— Ребята, вы про меня говорите так, будто меня здесь нет. Мне это чертовски не нравится, чтобы вы знали.