Армагеддон. Омнибус
Шрифт:
Он волновался ничуть не меньше, чем тогда. Волнение сменилось решимостью и непоколебимой смелостью.
С потолка сводчатого зала на цепях свисали жаровни. От аромата тлеющего в них ладана кружилась голова.
С благоговейной гордостью чемпион перешагнул древние камни порога, стараясь дышать спокойно и заставляя сердца биться медленнее — столь сильно переполняли его ревностный трепет и желание обрушить гнев Императора на врагов ордена.
Он целеустремлённо шагал мимо затенённых ниш со статуями, украшенных красивой резьбой мраморных колонн и пылавших золотым огнём канделябров. В их пламени дым жаровен казался неземным.
И, как и в прошлый раз, его ждали два неподвижных хранителя часовни. Единственное отличие состояло в том, что их доспехи и похожие на монашеские облачения несли следы и шрамы недавних сражений, которые ещё не успели починить и исправить. Но тогда Солемнский крестовый поход был только в самом начале своей кампании на Армагеддоне.
На алтаре за капелланами располагалась только курящаяся жаровня, вырезанная из человеческого черепа и украшенная золотом. За алтарём стояло знамя Воскресшего Храмовника, вокруг которого вился янтарный дым от кадила. Штандарт был реликвией тех времён, когда маршал Эмрик в первый раз привёл “Божественную Ярость” и сопровождавшие её корабли к далёкому Солемну больше тысячи лет назад. Теперь знамя путешествовало с флотом.
В прошлый раз, когда Ансгар был здесь, на алтаре символически и физически лежало священное оружие и броня чемпиона Императора: чёрный меч и увенчанный лавровым венком шлем, часть доспеха веры.
Сейчас этот шлем украшал его голову, и именно он был облачён в доспех веры. Астартес почтительно держал обеими руками чёрный меч — рыцарь был отмечен ниспосланными Императором видениями и провозглашён Его чемпионом.
— Брат Ансгар, — произнёс капеллан Уго, повернувшись и прервав службу, — ты снова пришёл к нам перед началом битвы.
Капеллан Вольфрам последовал примеру напарника, в рубиновых глазах его шлема-черепа отражался мерцающий свет тысяч свечей, сверкая на их гранях.
— Император снова распутал для тебя переплетённые нити судьбы? — спросил второй жрец-десантник.
— Да, брат-капеллан, — ответил Ансгар.
— И что он явил тебе в Своём достойном восхищения милосердии?
— Он явил мне жестокую судьбу, которая постигла братьев из роты кастеляна Герхарда в языческих джунглях Армагеддона, — ответил Ансгар, пытаясь сохранять спокойствие в голосе, несмотря на гневный фанатизм, бурливший в крови. — Он показал мне, что мы скоро вернёмся на планету, дабы направиться в кишащие ксеносами джунгли и вернуть то, что утратили — драгоценное геносемя. И Он показал мне, что на этот раз моя служба закончится.
Наступила долгая тишина. Несколько секунд никто не произносил ни слова. Вольфрам глубоко вздохнул. Дым медленно кружился в золотой мелкой пыли неподвижного воздуха часовни.
И, в конечном счёте, именно он прервал зловещее молчание:
— Если именно это было показано тебе, тогда ты должен пойти в бой с чистой душой. Также надлежит повторно освятить твоё оружие и броню, дабы ты мог служить Ему как Его чемпион до самого конца.
Астартес коснулся острием клинка каменной ступеньки перед алтарём, обхватил рукоять обеими руками и опустился на колено перед боевым знаменем, на котором было выткано изображение маршала Эмрика. Оба капеллана положили руки в бронированных перчатках на увенчанный металлическими листьями шлем и начали нараспев произносить молитву священного
Раз брат Ансгар был выбран Им стать чемпионом крестового похода, он будет оставаться в этом звании — по воле Императора — пока Чёрные Храмовники ведут священную войну с орочьими ордами на Армагеддоне или пока он не падёт в битве с отвратительным и ненавистным зелёнокожим врагом.
Шестая глава
Крестовый поход
Келья Бранта была такой же простой и спартанской, как у любого брата-Храмовника на борту “Божественной Ярости”. Единственными бросавшимися в глаза отличиями были когитатор в дальнем углу комнаты и пикт-экран, встроенный в витражи. Окно было восстановлено из руин Солемнского замка, и раньше сквозь него на пол священной усыпальницы маршала Эмрика изливался радужный свет.
Молельня Бранта была отделана каменными плитами с павшего Солемна — сейчас на планете не осталось никаких следов присутствия Чёрных Храмовников — как и каждая монашеская келья боевой баржи. Камни — одни голые и ничем непримечательные, другие с фрагментами фресок, но все почерневшие и оплавленные после атаки орков — служили крестоносцам постоянным напоминанием о погибших братьях. В них резонировали экстрасенсорные отпечатки Храмовников и слуг, погибших на Солемне.
Брант сидел за резным отремонтированным каменным столом. Когда вошли Ансгар и Вольфрам, маршал читал пергамент с расшифрованным сообщением. Стол, как и украшенные фресками стены личных покоев командующего, забрали из руин Солемнского замка, прежде чем последнюю из его треснувших стен снесли, и рыцари навсегда покинули планету.
Неистовый Солемн больше не был миром, на котором Чёрные Храмовники набирали рекрутов. Их примеру последуют и другие ордена Адептус Астартес благодаря предупреждающему маяку, оставленному на орбите уходившими космическими десантниками. Планета стала мемориалом братьям, павшим во время атаки Кровавого Шрама. Такой же важной, как и любая реликвия Чёрных Храмовников.
За столом виднелась одна из фресок, раньше она украшала сводчатый потолок зала Героев, а сейчас занимала всю дальнюю стену аскетичной монастырской кельи маршала.
На ней был изображена сцена освобождения планеты. Тактическое отделение космических десантников теснило гротескных шестируких монстров культа генокрадов. Цепные мечи и болтеры священных воинов высоко вздымались над знаменем с чёрным крестом самого праведного из орденов Императора.
— И затем в видении появились безумные образы… — прервал его воспоминания Ансгар, словно не решаясь завершить начатое.
— Продолжай, — разрешил Брант.
— Да, продолжай, — произнёс Вольфрам, своей спокойной поддержкой придавая молодому Храмовнику уверенности.
— И затем я умер, — закончил чемпион.
Маршал ничего не ответил. Он так и остался сидеть, прижав к губам пальцы в бронированных перчатках, опираясь локтями на каменную крышку стола, и рассматривал орочий череп на мемориальной доске перед собой.
Череп был огромным и уродливым — как и у всех орков — с большой выступающей вперёд нижней челюстью, полной острых зубов. Кончик самого крупного клыка был отломан, а в макушке из толстой кости зияла большая дыра. В это место пришёлся сокрушительный удар орочьим секачём и нанёс этот удар Брант, повергнув великого зверя на Конлаохе.