Арманд и Крупская: женщины вождя
Шрифт:
Ни паника, ни просто потеря равновесия ее не охватили. Она все делала для того, чтобы вперед отправить слабобольных (очевидно, имеются в виду те больные, кто был наиболее слаб, а не те, у кого заболевание было наиболее слабо выражено. — Б. С.),семейных и т. д. Больше того, когда в Кисловодск прибыл командующий т. Давыдов и член областного комитета т. Назаров, когда они заявили, что в первую голову т. Инессу и некоторых других товарищей заберут и перевезут в другое место, тогда она тут же заявила, что не поедет до тех пор, пока не будут отправлены другие. Появление в Кисловодске товарищей Давыдова и Назарова было как раз во время кризиса борьбы с белогвардейцами. Отправка больных из Кисловодска началась еще до их приезда…
Т. Назаров прибыл в Кисловодск для выполнения приказа из центра и из области. Он сказал: если т. Инесса не поедет добровольно, то он прибегнет к помощи товарищей красноармейцев,
По истечении суток с приезда тов. Назарова положение выяснилось определенно. Белогвардейцы были биты, их гнали, они удирали в горы. Несмотря на благоприятный исход боевой схватки в данный момент, Кисловодск, как курорт, для данного сезона было решено ликвидировать. Эвакуация больных постепенно должна была продолжаться. В виду такого оборота дел тов. Инесса должна была решать вопрос: ехать ли ей из Кисловодска в Москву или еще куда для продолжения отдыха. Если бы товарищ Инесса чувствовала себя здоровой и отдохнувшей, то она, не задумываясь, поехала бы в Москву. Больше всего ей не хотелось уезжать из Кисловодска куда-либо для продолжения лечения. Вот ее слова: «Теперь опасности нет. Мы с Андрюшей так хорошо здесь поправляемся, нам осталось отдыхать еще около месяца, а поэтому нет никакого смысла менять место, тратя на это время, силы и проч.». Таково было ее решение. Но т. Назаров не мог пойти на это. Принимая во внимание распоряжение из Центра, а также личное желание, тов. Назаров готов был сделать все, дабы лучше устроить тов. Инессу и других. Он знал тов. Инессу очень хорошо и с самой лучшей стороны, а потому и относился больше не как должностное лицо, а как лучший товарищ к лучшему товарищу.
Итак, т. Инесса, хотя и против своего желания, все-таки выехала из Кисловодска. Уже заранее было решено, что увезенных из Кисловодска помесят в Нальчик… Отправившись с поездом командующего тов. Давыдова, по дороге нам пришлось вступить в небольшую перестрелку с бандитами где-то перед Владикавказом. Но вот мы прибыли и во Владикавказ. Дабы лучше все устроить и поехать в Нальчик не на пустое место, нам пришлось во Владикавказе пробыть около двух суток. Не знаю, чем объяснить, но сказать надо, что, начиная с Кисловодска, нам определенно не везло. Пробираясь с приключениями до Владикавказа, простояли там двое суток; и отправившись в Нальчик, мы опять застряли на одной из самых грязнущих станций, на станции Беслан, и простояли тоже около двух суток. В дороге приходилось питаться чем попало. Но вот мы добрались и до Нальчика. Прибыв около обеда, первым делом т. Инесса отправилась осматривать помещение, в котором можно было бы остановиться. На сей день дело кончилось тем, что ночевать пришлось в вагоне. Т. Инесса в этот же первый день отправилась на заседание Нальчикского Исполкома, дабы познакомиться хоть немного и с товарищами, и с делами края (может быть, для осуществления планов остаться работать на Кавказе? — Б. С.).Вернувшись, т. Инесса ни на что не жаловалась, а наутро уже мучилась в судорогах холеры. Т. Ружейников, приехавший с нами как врач, осмотрел т. Инессу и, не говоря много, принял меры к тому, чтобы поскорее отправить ее в больницу… Несмотря на все срочно принятые и достаточные меры с медицинской стороны, т. Инессу не представлялось возможности спасти. Опасения за ее жизнь с момента болезни были крайне велики, так как сердце и вообще здоровье были в очень плохом состоянии. Наши опасения оправдались. Т. Инесса не могла побороть злой бациллы азиатской холеры. Тихо, без шума, в страшных муках предсмертной агонии тов. Инесса застыла навеки.
В течение 8 дней тело тов. Инессы стояло в мертвецкой и не издавало почти никакого зловония. Как будто это был не труп. Так истощена была тов. Инесса.
Тело ее было отправлено в Москву. Мы, приехавшие с нею в Нальчик, а также товарищи и граждане Нальчика пришли проводить нашего дорогого товарища и сказать ей последнее «прощай». Гроб на руках был донесен почти до самого вокзала. На вокзале я, тов. Ружейников, Рогов, Соболев и др. произнесли речи, отметив, чем тов. Инесса была всю свою жизнь. Так мы потеряли одного из лучших борцов за коммунизм».
Котов и старается нарисовать портрет такого несгибаемого борца. Перемены к худшему, которые стали заметны в Инессе, мемуарист объясняет исключительно переутомлением. И утверждает, что она под конец пребывания в Кисловодске уже почти поправилась, прибавила в весе и, наряду с физическим выздоровлением, стала постепенно обретать и душевное спокойствие. Но мы-то знаем, какие бури бушевали в тот момент в душе Инессы, как ей на самом деле было тяжело и одиноко… И из последнего письма к дочери видно, что отдыхом сама Инесса была не слишком довольна. Продолжать лечение на Кавказе она готова была ради сына. Тому на Кавказе определенно нравилось. Инесса задумывалась о том, чтобы остаться здесь на какое-то время, собраться с мыслями вдали от московских знакомых, от Ильича, обдумать,
Котов опровергает собственное утверждение о том, что Инесса в Кисловодске успела прибавить в весе. Ведь он убеждает читателей, будто труп Инессы за восемь дней практически не разложился — настолько она исхудала. Правда, весь этот рассказ разительно напоминает жития святых — вплоть до обретения нетленных мощей. Инесса же на святую на самом деле походила очень мало. Она была слишком земной.
Ленин постоянно помнил об Инессе. 2 сентября он телеграфировал Орджоникидзе по поводу Арманд с сыном: «Прошу… побольше подробностей о ходе борьбы с бандитизмом и об устройстве Вами в Кисловодске тех советских работников, о коих я здесь Вам говорил лично». Зная об особом внимании Ленина к Инессе, Серго настоял на чуть ли не насильственной эвакуации ее с сыном из Кисловодска, хотя непосредственная опасность захвата города белыми уже миновала. А эта эвакуация оказалась для Инессы роковой.
П. С. Виноградская описала свою встречу с Арманд накануне ее отъезда из Кисловодска: «В последний вечер мне довелось услышать игру Инессы на рояле. Мы очень долго ее упрашивали. Она упорно не соглашалась. Наконец, она села за рояль и стала играть нам Шопена, Листа и других классиков. Полились дивные звуки, и все мы сидели зачарованные… Инесса, сначала несколько смущенная, в дальнейшем сама увлеклась игрой и играла нам до поздней ночи. Я тогда только увидела, каким она была музыкальным человеком и какой огромной техникой она обладала. Никто из нас, даже знавшие ее близко в эти годы, не знал о том, что она играет так прекрасно. Ни ей, ни другим за эти годы было не до музыки…» Последний раз сев за рояль, Инесса вспоминала, как когда-то играла Ильичу, и от этих светлых воспоминаний на душе стало легче.
О пребывании Арманд в Кисловодске писала и ее знакомая по дореволюционной борьбе Людмила Сталь, работавшая тогда в Кавказском бюро ЦК РКП(б): «Усиленная работа по организации и проведению международной женской конференции, соединенная с плохим питанием, окончательно надорвали силы тов. Инессы. Но только после усиленных просьб ее друзей она решается покинуть Москву. Она уезжает на Северный Кавказ. Но главным образом не ради себя, а для лечения своего больного сына Андрюши. Там я видела ее в последний раз. Инесса приехала такая усталая и разбитая, такая исхудавшая… Ее утомляли люди, утомляли разговоры. Она старалась уединяться и по целым вечерам оставалась в своей темной комнате, так как там не было даже лампы. Постепенно хорошее питание в санатории, горный воздух и живительное солнце юга делают свое дело, и перед своим отъездом я вижу тов. Инессу на фоне голубого неба, в горах, снова воскресшей к жизни и борьбе.
И вот в этот момент ужасная смерть уносит ее из нашей среды. Она умерла от случайной болезни. Но эта случайная болезнь поразила ее потому, что условия гражданской войны не дают усталым борцам возможности мирного отдыха. Контрреволюция, свившая себе тогда очаг в белогвардейской Грузии (в действительности эта страна, где у власти были меньшевики, к русскому белому движению была настроена скорее враждебно. — Б. С.),протягивала свои щупальца по всему Кавказу, устраивая то здесь, то там восстания. Залпы орудий доносились до мирного Кисловодска, где жила в то время Инесса. Даже больные из санаторий призывались для отбывания ночных дежурств. Все были мобилизованы. Опасались возможности налета белогвардейцев для захвата и расправы с ответственными работниками.
Тогда тов. Инессе и другим товарищам было предложено немедленно покинуть Кисловодск. Инесса упорно отказывалась, заявляя: «Если существует опасность, то пусть увезут сначала всех женщин и детей, а я уеду последняя». Но член Терского областного комитета РКП ответил, что в случае отказа ехать добровольно с товарищами в специально назначенном вагоне, будет применена военная сила. И против своей воли тов. Инесса оставила Кисловодск.
Для того, чтобы попасть в Нальчик, ей пришлось проехать через Владикавказ и ту часть Владикавказской железной дороги, где было наибольшее скопление беженцев из Грузии. Это были революционные крестьяне, спасавшиеся в пределы Советской России от прелестей меньшевистского «демократического» террора (на самом деле здесь речь идет об участниках неудачного восстания, организованного грузинскими коммунистами при советской поддержке. — Б. С.).Среди них свирепствовала холера. И тов. Инессе не пришлось уже закончить своего лечения в живописном Нальчике. Она заболела еще в вагоне, рано на рассвете. Но по природной своей деликатности она не решилась разбудить товарищей, чтобы получить своевременную помощь; Через несколько дней Инессы не стало. Ослабевшее сердце не выдержало борьбы. Инесса сознавала, что она умирает. Последние слова ее были: «Тов. Ружейников, я чувствую, что я умираю. Оставьте меня: у вас есть семья, вы можете заразиться». Так с мыслью и с заботой о других ушла из жизни т. Инесса…»