Армянские легенды

Автор неизвестен

Улочку за улочкой заливало вражеское море, встречая лишь слабое сопротивление женских рук. То там то здесь вздымалась рука с кривым мечом или острым кинжалом над грудью спящих воинов. А они даже не замечали, что сон их переходит в смерть.

Широко раскрыв глаза смотрел Тигран, как выбегают на площадь первые вражеские солдаты. Вот они, персы — с качающимся огнем факелов в руках, не крошечные человечки, какими казались сверху, а настоящие, чернобородые, опьяневшие от крови. Мальчик увидел, что один из воинов, с окровавленного меча которого капала густая, черная в свете луны кровь, тащил за руку рыдающую девочку. Манушак! Завтра детей и молодых женщин свяжут веревками

и уведут по раскаленным пыльным дорогам далеко, далеко в чужие края, где ждет их рабская доля!

«Я буду драться своим кинжалом: хотя он и невелик, меня убьют! Да, тех, кто защищается с оружием всегда убивают. Тогда меня не ведут в рабство!» — успел подумать мальчик.

Фигура одного воина, вышедшего из переулка, показалась мальчику знакомой. Странно пошатываясь, он брел очень медленно, обеими руками неся меч, как если бы тот был для него слишком тяжел. Это был не перс! Единственный не спящий воин из защитников крепости! Почти тут же мальчик узнал Давида.

Двигаясь в полусне, Давид приближался на заплетающихся ногах к персу, схватившему Манушак. Перс, так долго дравшийся в эту ночь с неподвижными беззащитными телами, понял кто идет к нему, лишь когда Давид тяжело размахнулся для удара. Меч ударил перса в плечо, потекла кровь. Изумленно вскрикнув, перс, выпустивший руку девочки, ударил в ответ. Давид пошатнулся. Малушак, крича от страха, побежала туда, где стоял застывший на месте Тигран. Несколько персов с криками окружили Давида в кольцо. Когда они расступились, мальчик увидел, что Давид лежит на земле лицом кверху, а вокруг его тела растекается по камням площади кровь.

— Тише! — Тигран увлек девочку к ближайшей двери. Дверь оказалась открытой.

Персы стояли над телом Давида, что-то обсуждая меж собой.

Неожиданно Тигран заметил, что дверца, около которой они оказались, вела в пристройку, прятавшую подземный ход.

Дети были уже внутри. Крутые ступени лестницы уходили вниз. Мальчик оставил дверь открытой — в надежде, что кто-нибудь еще сможет воспользоваться ходом прежде, чем его обнаружат персы.

Каким жутким казался этот путь в полной темноте, сколько раз детям чудились тяжелые шаги погони за спиной! А дети все шли и шли: страх их был сильнее усталости.

Тигран вспомнил о том, каким страшным в первый раз показался ему подземный ход — освещенный пляшущими огнями факелов. Теперь вокруг не было ни единого проблеска света. Для того, чтобы идти, приходилось вытягивать перед собой руку. Как часто натыкалась дрожащая рука на скользкие влажные камни! Тогда сзади и спереди шли знакомые воины — и гулкий ход гудел от шагов. Теперь было тихо, слишком тихо.

Через час или два Тиграну стало казаться, что тьма вокруг уже не так густа. Так и есть — глаза отыскали смыкающийся над головами свод. Неожиданно в затхлой темноте повеяло запахом свежих трав. Так же, как в тот раз! Выход близок! Ход сузился. Еще несколько шагов — и дети оказались перед бьющим из-под камня родником, в струях которого играли первые отсветы розового покрывала девы-зари.

Напившись у родника, они заторопились прочь. Страх гнал их дальше — по убегающим вверх горным тропинкам, по травам, еще влажным от капелек лунных слез — подальше от всего, соединенного с крепостью, где сейчас ликовал враг.

Только совсем выбившись из сил, дети опустились на землю. Манушак заплакала.

— Перс убил раненого, за которым я смотрела, — сквозь слезы сказала она. — Вошел в дверь и убил мечом! А потом схватил меня!

— Сегодня все воины были слабее раненых и все убиты, — сказал мальчик, разрывая в знак скорби рубашку на груди. — О, бедный мой дядя!

Он убивал быка кулаком — и вот его зарезали как теленка! Да провалится заживо в ад черная изменница! Успеют ли теперь собрать войска в стране?! Бедный Давид!

— Бедная добрая тетушка Мариам, — плакала Манушак, распуская свои волосы. — Бедные мои подружки!

— Лейте слезы, бедные дети, не в моих силах их утереть, — сказал кто-то добрым голосом.

Дети увидели старого отшельника. Как изменилась их жизнь с прошлой встречи с ним! Горько плача, дети побежали навстречу старику.

— Вы измучены телом и душой, — ласково сказал отшельник. — Идемте со мной — вы отдохнете в безопасности в моей келье. А завтра я отведу вас в монастырь Хор Вираб, где вы получите пристанище, ибо у вас не осталось никого, кроме Бога. Даже нечестивые персы не смеют трогать Божьих обителей!

Отшельник привел детей в свою пещеру, где они уже однажды побывали. Он расстелил в углу несколько овчин и велел детям спать, а сам куда-то вышел из пещеры.

Манушак сразу уснула. А Тигран не мог спать. Страшные картины минувшей ночи гнали его сон. Что-то творится сейчас в крепости?

Отшельник, тихо ступая, вошел в пещеру с охапкой елгона в руках. Положив свою ношу на пол, он опустился на колени у входа, перебирая зачем-то мелкие камни, словно что-то отыскивая. Мальчик невольно наблюдал за ним. Отшельник вернулся в глубину пещеры, держа два небольших камня в руках. Сгребя легкие сухие ветви, он согнулся над ними и ударил одним камнем о другой. Посыпались искры.

— Святой человек!! — от изумления Тигран вскочил с теплой овечьей шкуры. — Неужели ты разводишь огонь?!

Отшельник вновь ударил камнем о камень.

— Бог простит меня, если я нарушу мой обет для того, чтобы согреть двух спасенных Им сирот и сварить для них горячей похлебки, — с доброй улыбкой произнес отшельник.

Веселые рыжие язычки побежали по ветвям. Кустарник ярко вспыхнул. Живое, радующее душу тепло разлилось по пещере.

Костер разгорался все ярче и ярче.

Персидский царь Шапур пировал в доме бдешха. Веселые крики пирующих заглушали плывший над крепостью скорбный плач: женщины стенали над убитыми. Еще не успели эти несчастные осознать, какая страшная судьба ждала их самих и их детей. Далекие дороги, ведущие из земли Наири в чужие пределы, ждали их. Судьба их обещала еще одну разлуку: матерей — с детьми, сестер и братьев — друг с другом. Совсем маленьким детям предстояло никогда не узнать родного языка, забыть свои имена. Рабство, ужасное рабство! Девушки завидовали подругам, успевшим наложить на себя руки.

Царские слуги сновали по кладовым бдешха, простые воины рыскали по залитым кровью домам. На главной площади росла гора всякого добра. Ковры клали к коврам, серебряную посуду — к серебру, оружие — к оружию. С ленивым выражением лица бродил от груды к груде писец с табличкой в руках. Работа предстояла большая — все перечесть, взвесить, записать. Женщин и детей пересчитают позднее — когда поведут из крепости. Но велика или мала добыча — она только первая капля того меда, который добудут персы в земле Наири.

А в земле Наири никто не думает, что крепость пала так быстро. Царь Шапур топил довольную усмешку в кубке с вином.

— Где та женщина, что отворила ворота? — спросил он. — Я желаю видеть ее.

— Она готова предстать пред твои очи, о Великий, — ответил доверенный хитрец и хлопнул в ладоши.

Двое персов ввели в пиршественный зал княгиню Джангюлюм.

Княгиня шла медленно, словно сама спала наяву. Краски не вернулись на ее красивое лицо с приходом дня. Она по-прежнему была бледна.