Аромагия
Шрифт:
Послание оказалось лаконичным:
«Приезжай. Болезнь».
Всего две руны: райдо — «путь» и перевернутая уруз — «болезнь», ниже подпись, знакомый хельский росчерк «Альг-исса».
Впрочем, краткость неудивительна, поскольку управляться с рунами северным жителям просто физически больно. А их собственные знаки я не понимала.
— Вы говорили, меня ждут в Свёль? — уточнила я с некоторым сомнением.
Рассеянно погладив пингвина, получила в отместку возмущенный крик и чувствительный щипок.
Капрал молодцевато
— Именно так. К утру вам нужно быть на станции.
— Будьте добры, подождите здесь, — попросила я, хмурясь.
Надо думать, Ингольв не придет в восторг от такой перспективы…
В гостиной мой милый супруг все так же любезничал с Ингрид, стоя у кресла, в котором она с комфортом разместилась. Невинно-соблазнительная поза, ослепительно-белая кожа, пушистый горьковато-терпкий запах горького апельсина…
Отчаянно захотелось устроить безобразную сцену, пощечиной стереть с тонких губ Ингольва улыбку, заставить медсестру в ужасе ретироваться…
На несколько мгновений крепко зажмуриться и вспомнить, чему учила бабушка: «Женщина должна быть мудрой. Нужно уметь прощать и уступать…»
Жасминные сумерки, блюдо с клубникой, внимательный взгляд… Единственная девочка среди ватаги мальчиков, я удостаивалась личных уроков, которые, надо сказать, оказались впоследствии весьма кстати.
Как бы то ни было, я — жена Ингольва, и мне предстоит провести рядом с ним остаток жизни. Надо же так распуститься, позволить раздражению, злости, обиде взять верх! К мужней блажи следует относиться, как к погоде за окном: принимать без жалоб и менять одежду по сезону.
— Дорогой, — подойдя ближе, заговорила я мягко, и от этой показной мягкости муж сильно вздрогнул, — меня просят завтра быть в Свёль. Ты позволишь мне ехать?
Сама кротость и почтение к авторитету главы семьи…
— Ехать к хель? — кисло переспросил Ингольв, оборачиваясь.
— Прости, дорогой, меня вызывают… — покаянно вздохнула я, — ты позволишь ехать?
Само собой, выбора у мужа не было: в Хельхейме правила устанавливали хель, и упаси Один кого-нибудь с ними открыто спорить. Но почему бы не потешить самолюбие Ингольва?
— Да! — выдавил он, недовольно кривя губы.
— Спасибо!
Нисколько не стесняясь, я бросилась к нему на шею и благодарно поцеловала…
Надо думать, со стороны это смотрелось впечатляюще. С трудом оторвавшись от Ингольва, который все никак не хотел меня отпускать, я с тайным удовольствием обозрела зрителей: желчное недовольство свекра, изумление — и уважение! — на милом личике Ингрид, темные омуты глаз Петтера.
В комнате отчетливо пахло удивлением, похожим на вкус свинины в кисло-сладком соусе.
И знакомо потемневшие мечтательные очи мужа, крепкая хватка, которой он удерживал меня за локоть (а вдруг сбегу?), исходящая от него властная волна имбирного аромата…
Шаткий мир
— Милый, ты поедешь со мной или позволишь Петтеру меня отвезти? Я ведь не могу ехать одна.
— Я не могу сейчас уехать из города… — Сожаление в голосе мужа звучало для меня музыкой. — Петтер, отвезешь мою жену на станцию и вернешься, когда сдашь ее с рук на руки хель. Понял?
— Да, — мальчишка кивнул, потом спохватился, встал по стойке «смирно» и браво отрапортовал, что приказ понял и готов выполнить.
«Мою жену»… А ведь еще совсем недавно Ингольв явно всей душой желал бы об этом забыть! Действительно, сила женщины — в слабости.
Теперь же он, кажется, сожалел, что ехать мне придется немедленно. Да и то, полагаю, раздумывал, не отослать ли слуг собирать вещи, а пока уединиться со мной в спальне…
Горстью бусин рассыпать улыбки: лукавую — мужу, безмятежную — свекру, дружелюбную — Ингрид, чуть виноватую — Петтеру…
Признаться, мальчишку было жаль, по моей вине ему придется чуть ли всю ночь провести за рулем, а потом еще добираться обратно. Не отрываясь, он зачарованно смотрел на меня, потом, густо покраснев, с явным трудом отвел взгляд. Видимо, для него подобные сцены чересчур откровенны…
Тут возникло новое затруднение: обычно во всех поездках меня сопровождала горничная, но она отчаянно боялась ездовых медведей и падала в обморок от одного вида хель.
Впрочем, хель на мою честь точно не покусятся, а пока для соблюдения приличий хватит сопровождения Петтера, которого Ингольву и в голову не пришло бы подозревать в распутных поползновениях.
Спустя полчаса я поцеловала на прощание мужа, почтительно поклонилась свекру и отмахнулась от причитаний Уннер, почему-то твердо уверенной, что кровожадные хель и их ужасные медведи сожрут меня, как только увидят…
На заднем сиденье громоздились объемистая сумка с маслами и снадобьями, а также чемодан, в который неуемная горничная напихала нарядов (по ее логике, видимо, чтобы красиво сервировать меня для съедения!). Пришлось усаживаться рядом с ординарцем. Впрочем, так сподручнее коротать долгие часы пути…
Слуги дружно махали вслед: Уннер плакала, Сольвейг лучилась радостью, а Сигурд почему-то мечтательно улыбался. Мои мужчины смотрели одинаково недовольно и синхронно хмурились…
Едва они скрылись из виду, я облегченно вздохнула — боги, милосердные мои боги, как редко удается выбраться из дому! — и попросила:
— Петтер, вы не могли бы заехать в булочную господина Эгиля?
Мальчишка бросил на меня косой взгляд и согласно кивнул. Ручаюсь, роль очень-очень голодной кошки, третий день не кормленной жестокими хозяевами, удалась мне превосходно.