Аромат апельсинов
Шрифт:
— Должно быть, вы — мама Ким, — мой голос слегка дрожал, и мне пришлось откашляться.
— А вы — малолетняя подружка Джонни.
— Из возраста тинэйджера я выросла давным-давно, — я надеялась, что перепалка здесь не состоится… но с другой стороны, моё второе я готово было принять вызов.
— Не слишком давно, — насмешливо ответила Сэнди и ткнула сигаретой в мою сторону.
— Почему вас это интересует? Вы с Джонни развелись много лет назад.
Смех у Сэнди жёсткий, лишённый юмора.
— Конечно. Но это не значит…
Она
— Мы с вами знакомы? — поинтересовалась она.
— Нет, — это слово отдавало ложью, но всё, что у меня имелось, так это сумасшедшая теория, не более того.
Сэнди снова оглядела меня с ног до головы.
— Вы уверены?
— Да.
— Ваше лицо кажется мне знакомым.
Я выдавила из себя смешок, вспомнив стеклянные глаза Сэнди наверху в комнате Джонни. О том, как она ворвалась, когда мы спали с ним. Как она требовала денег, как вмешивалась в частную жизнь других людей. Для неё всё закончилось давным-давно.
— Мне ваше тоже.
Я надеялась, что такой ответ её удовлетворит. Она поправила волосы, платье. В одной руке между пальцами до сих пор зажата сигарета, другая ухватила меня за локоть.
— Полагаю, я видела его среди всех этих лиц, — заявила Сэнди. — Я имею в виду ваше лицо. А вы, очевидно, видели меня на одной из картин Джонни.
Сейчас у неё другой акцент, не такой, как во время приступов. Или она приложила максимум стараний, чтобы изменить свой выговор, или я просто сошла с ума, и никогда ранее с ней не встречалась. Но вела она себя крайне самонадеянно, не то, что раньше.
— Ах, это вы были с ним на фотографии? — невинным голосом прочирикала я.
Теперь я поняла, почему мне знакомо её лицо. Перед моими глазами всплыла репродукция знаменитой картины с обнажёнными телами. На цветочном лугу резвились двое, у девушки на длинных волосах — венок из маргариток. Я просто хотела чуточку позлорадствовать.
Улыбка Сэнди выдала мне, что она это поняла. Возможно, даже отнеслась с уважением.
— Но это было очень давно.
— Да, — сказала я. — Это так.
Не говоря ни слова, она развернулась на каблуках и оставила меня в одиночестве. Меня её уход никак не задел. Чем реже я встречалась с Сэнди, тем лучше.
Я рассматривала остальные картины Джен, затем и другие выставленные работы. Можно совсем не разбираться в искусстве, чтобы определить, какая из них лучшая. Хороши все, но картины Джен в особенности. Я восхищалась ими и пыталась незаметно подслушать, что о них говорили другие гости. Только хорошие отзывы, я знала, это её порадует.
Пора уже было возвращаться в главный зал и сообщить радостные новости, но вдруг кое-что привлекло моё внимание. На задней стене, несколько обособленное от остальных работ, висело то, чего я раньше никогда не видела, хотя узнала с первого взгляда. Люди расступились, я подошла.
«Пустые
Эта работа и сделала Джонни знаменитым художником. Она представляла собой не одиночную картину, а серию рисунков и фотографий, на которых изображался один и тот же объект. Только в разных позах. Самые известные и большие по размеру изображения разместили в центре экспозиции. Миллион раз я видела их в интернете, на разных сайтах и разного качества.
Женщина, голова повёрнута, волосы закрывают лицо и плечи. На ней надето жёлтое летнее платье, под ногами — зелёная трава. Одна рука вытянута вперёд. На заднем плане намёк на воду. Раньше я никак не могла понять, что это. Река? Озеро? Или даже море? Но на данной версии я увидела плавательный бассейн.
Другие картины были маленькими, некоторые не больше карандашного наброска. Эффект объёма создавали рамки. Я видела, как менялась на них манера письма, от первого карандашного штриха до финального изображения. Как зачарованная рассматривала я этот шедевр, и впервые поняла разницу между картиной и произведением искусства.
Женщину изображали не всегда в одной и той же позе. На некоторых она полностью отвернулась. На других — руки свободно опущены вдоль тела. Иногда казалось, что дуновение ветра трепало подол её платья.
Запаха апельсинов я не почувствовала. Пол под ногами не зашатался. Я даже не моргнула ни разу. Минуту я рассматривала самые известные эскизы Джонни, а потом оказалась в тёмной кухне, которая пропахла алкоголем и марихуаной. Вглядываюсь в пустой стул и переполненную пепельницу.
— Нет, — раздаётся мой шепот.
На календаре август 1978 года. В нос бьёт запах пота и алкоголя. Записная книжка Эда лежит на столе, но его самого нет. Шум тусовки на улице становится громче, пронзительней.
Я покидаю кухню и выхожу в сад. Люди заговаривают со мной, но я их игнорирую. Я помню дату на календаре. Я знаю это место, и знаю, что произойдёт.
Разыскиваю Джонни на задах бассейна. Он сидит в тенёчке на траве.
— Это ты, — произносит он. — А я тебя уже искал.
— Джонни.
— Да? — он прижимает меня к себе, и я соглашаюсь на поцелуй.
Мне надо так много ему сказать, но я не нахожу слов. Я знаю многое, но, в то же время, не знаю ничего. Я беру его руку, кладу себе на живот. Целую его в губы. Смотрю в глаза.
— Мне надо тебе кое-что сказать.
Когда он круговым движением поглаживает мой живот, в его взгляде что-то меняется. Я молчу. Он улыбается.
— Да?
— Да, — произношу я.
— Правда? — Джонни смотрит на мой живот, а его рука продолжает гладить. Он смотрит мне в глаза. — Правда, Эмм?
— Да.
Меня удивляет крепкий поцелуй. Его губы смеются возле моих губ, он отклоняется и кладёт обе руки на мой живот.
— Я буду заботиться о тебе, Эмм, — говорит он. — Я хочу, чтобы ты это знала.