Аромат грязного белья (сборник)
Шрифт:
…Я долго раздумывал над природой вдохновения и творчества и постепенно сделал важное открытие. Вдохновение, идеи приходят ко мне только тогда, когда у меня давно не было женщины. Когда же я всё из себя изливаю, то вдохновение покидает меня и ни одна музыкальная идея не приходит мне в голову. Подумай, как странно и замечательно это устроено – энергия, которую я трачу на оплодотворение женщины, на создание жизни внутри неё, оказывается той же самой энергией, которая создаёт произведение искусства. Это та же драгоценная жидкость, создающая жизнь, и мужчина растрачивает её ради мгновенья наслаждения.
Та же самая сила управляет научными работами, и учёные, которые посвящают себя исследованиям и открытиям, держатся в стороне от женщин (как бы не так – читай моего Эйнштейна на с. 385–409 в: Михаил Армалинский. Что может быть лучше? М.: Ладомир, 2012. – М.
ведения искусства. Задумайся над этим – соблазн, который влечёт мужчин в женские объятия, может быть трансформирован во вдохновение! Но это справедливо только для тех, у кого есть талант, потому что если простой смертный решит жить без женщин, то он только будет сходить с ума от неудовлетворённого желания и всё равно не будет способен создать произведение искусства…
Ты только представь, моя сладчайшая Финдела (так Шопен звал Дельфину. – М. А.), сколько драгоценной жидкости и энергии я бесцельно потратил, отделывая тебя, – ведь я тебе не сделал ребёнка и только Бог знает, сколько замечательных музыкальных идей потеряны внутри тебя… Баллады, полонезы, даже целые концерты, быть может, навечно утеряны в твоей des durka (эта фраза, напоминающая польскую «маленькая дырочка», Шопен придумал для ласкового обозначения пизды. – М. А.).
Я настолько погружён в любовь к тебе, что я едва мог что-либо сочинять – вся моя творческая энергия ушла из моего члена и яичек прямо в твою des durka, и теперь ты носишь мою музыку в своей утробе…
Святые правы, когда говорят, что женщина – это ворота в ад. Нет, нет, беру свои слова обратно, я отрекаюсь от них. Но я не зачеркну их, потому что знаю – ты меня не оставишь в покое, пока не выпытаешь, что же я такое зачеркнул, а у меня нет времени переписывать письмо заново. Ты для меня – ворота в рай, ради тебя я откажусь от славы, от работы, от всего…
Я знаю, тебе нравятся мой член и яички, и после этого трактата ты должна зауважать их ещё больше, потому они не только источник наслаждения, но и источник моих достижений в искусстве. Высшее наслаждение, творение жизни, наука, искусство – всё исходит из них, всё могущественное, так что да здравствуют они!
О Финдела, только моя маленькая Финдела, как я жажду быть с тобой! Я дрожу и трепещу – такое ощущение, будто муравьи бегают по мне от мозга вниз к моему члену.
Когда ты наконец вернёшься, я прильну к тебе так крепко, что ты целую неделю не сможешь исторгнуть меня из своего нутра. Долой все эти вдохновения, идеи и произведения искусства.
Я придумал новый музыкальный термин вместо des durka. Отныне давай называть её «пауза». Позволь мне объяснить. В музыке пауза – это дырка в мелодии, то есть дыра в музыкальном смысле самым лучшим образом описывает des durka…
Целую всё твоё дорогое маленькое тельце и его нутро.
Дальше следует PS, где Шопен просит Дельфину родить от него ребёнка, который, как уверен Шопен, будет музыкантом ещё лучше, чем они.
А вот одно из учительских наставлений Шопена Дельфине:
Будь осторожна с педалью, моя маленькая Финдела. Она, шельма, чувствительная и шумная одновременно. Относись к ней вежливо и с тактом, ибо она может быть полезна, но весьма нелегко завоевать её близость и любовь. Как светская дама, заботящаяся о своей репутации, она не уступит легко. Но когда она всё-таки уступит, она творит чудеса, как опытная любовница.
В другой книге (2) приводится ещё один отрывок из письма Шопена Потоцкой:
Я всегда смотрю на красивых женщин с восхищением, и, если какая-то из них возбуждает во мне страсть, я затаскиваю её в постель… Этим женщинам я даю мою постель, моё тело и немножко моей животворной жидкости, но ни одной из них я не отдавал моё сердце.
И вот в книге Замойского (4) я обнаружил приложение, посвящённое происхождению этих писем. Вот о чём в нём рассказывается.
В 1939 году некая Paulina Czernicka связалась с Радио Вильно и сообщила, что у неё имеется несколько неопубликованных писем Шопена к Дельфине Потоцкой. Paulina Czernicka предложила радиостанции сделать программу, посвящённую этим письмам. Но тут началась война и стало не до этого.
В 1945-м появилась та же дама, живущая в то время в Западной Польше. На этот раз она обратилась
Только что основанный в то время Институт Шопена попросил Чернику предоставить оригиналы, чтобы определить подлинность этих писем и опубликовать полностью такие драгоценные материалы. Черника подписала договор с институтом, где обязалась предоставить оригиналы писем. Однако через несколько месяцев она заявила, что оригиналы «на данный момент потеряны», но что она предоставит их фотокопии. Черника объяснила пропажу тем, что в 1939 году несколько оригиналов она отдала французскому офицеру в Вильно, и что они находятся во Франции, но, мол, остальные оригиналы спрятаны в Польше и вскорости она их покажет. В день, когда Черника должна была доставить оригиналы в Варшаву, в Общество Фредерика Шопена, от неё пришла телеграмма, что якобы, пока она ожидала поезда, у неё из рук вырвали папку, в которой находились оригиналы. Вора, как утверждала Черника, подослали её родственники (потомки Потоцкой), которые не хотели, чтобы компрометирующие Шопена письма были напечатаны. Черника якобы предлагала и другие объяснения, согласно одному из которых оказывалось, что письма находятся в Австралии, а согласно другому – что они находятся у её тётки в Америке. Но никто так до сих пор оригиналов не нашёл.
Paulina Czernicka покончила с собой в 1949 году.
Черника утверждала, что она получила письма от одного из потомков Потоцкой. Давно ходили слухи, что у Потоцкой хранился ларец, где она держала письма от Шопена. Однако никто из родственников Черники не слыхал об этих письмах ни слова.
Из опросов (а скорее, из допросов свежевыпеченным польским КГБ) близких и знакомых Черники выяснилось, что она была психопаткой, вела «бездуховный образ жизни» (коммунистические формулировочки) и в семье Черники были сумасшедшие – её мать и оба брата тоже покончили с собой.
Сама Полина Черника якобы с малых лет повернулась на Шопене, сделала из него «культ личности» и собирала всё, что появлялось о нём в печати, короче, безумная – что с неё возьмёшь?
Через несколько лет после смерти Черники все её бумаги и среди них фотокопии писем Шопена были найдены. Их бросились изучать на предмет, являются ли они копиями истинных оригиналов.
Нашлось два полных письма, одно из которых датированное, и много фрагментов: стиль типично шопеновский, выражения – его, игра слов именно та, что присутствует и в других его письмах.
Однако обнаружили и много слов, которые использовались в современном смысле, а не в том, какой они несли во времена Шопена, нашли также заимствованные фразы из переписки современников.
Некоторые даты не совпадали в письмах с истинными событиями. Но больше всего якобы уличало то, что в письмах используется фрейдистская теория сублимации. Мол, такое понимание экономии энергии во времена Шопена существовать не могло. Но ведь и древние китайцы тоже были чрезвычайно озабочены потерей спермы, в которой якобы содержалась духовная сила мужчины.
Письма дали известному графологу на экспертизу, и тот сказал, что они – подделка. Дали другому – он сказал, что нет. Тогда подключили уголовную полицию и Интерпол, их окончательный вердикт: подделка.
Несмотря на все подозрения и обвинения в подделке, нашлось немало людей и исследователей, которые приняли материалы Черники о Шопене как подлинные.
А в 1999 году к 150-летию со дня смерти Шопена в Англии вышел художественный фильм The Strange Case of Delfina Potocka (Странное дело Дельфины Потоцкой), посвящённый любовной связи Шопена с Потоцкой, основанный на письмах Черники.
Вот вам уже не клубничка, а «черничка».
Из всей этой истории меня больше всего интересуют мотивы действий Черники, если считать, что она подделала письма Шопена. В большей или меньшей степени был сексуален Шопен? – для меня дело десятое. Но очевидно, что для Черники это было чрезвычайно важно. Совершенно ясно, что в намерения её не входило опорочить, запятнать Шопена, композитора и человека, пред которым она преклонялась. Она явно хотела сделать добро для Шопена: приукрасить, оживить его образ, а сделать это можно лучше всего с помощью секса, то есть показать своего героя не бесполым ангелом, каким привыкла его представлять польская католическая общественность, а страстным, опытным мужчиной. Чернике как женщине это было особенно необходимо, чтобы самой испытывать от музыки Шопена больше наслаждения. (Один викторианский критик в Англии называл произведения Шопена неприличными из-за их страстности.)