Аромат крови
Шрифт:
– При этом убийца рисковал: человек с грузом всегда заметен, даже в темноте. И все равно понес. Зачем?
– А вы расскажите старику Лебедеву, что надумали, может, и поймем.
Родион опять медленно вздохнул: что-то с ним не в порядке.
– Чтобы сделать вывод, надо сложить все факты. Предположим, платье с хризантемой для конкурса красавиц…
– Так она в конкурсе участвует? – вскричал Лебедев. – О, как мило! Я пойду наслаждаться зрелищем красоток. Ух, зажигает!
– Скорее не участвует. Если сложить платье в розочках, нахождение тела в публичном месте, способ убийства, саму жертву – красивую молодую барышню – и непонятную надпись на ее руке, то получается…
– Убили потому, что нельзя быть красивой такой?
– Не совсем…
– Что за мерзкая манера: медлить и тянуть…
– Боюсь это сказать вслух.
– Ничего, я выдержу. Валяйте!
– Эта смерть одновременно «китайское предупреждение» одной милой и умной барышне – Эльвире Агаповой и… послание мне. Только вот смысл его прочитать пока не могу. Никакой связи между дочкой мыльного короля и мной не было никогда.
– Тот самый Агапов?
– Мыло «Нежное». С детства ненавижу.
– Может, за это и получили предупреждение? – Аполлон Григорьевич плотоядно усмехнулся. – Нельзя пренебрегать чистящими средствами в личной гигиене.
Родион оценил юмор кислой улыбкой и добавил:
– И зубной порошок ненавидел.
– А чего это Вендорф так переполошился?
– Никакого логичного предположения… Поможете мне в «Помпеях»?
Лебедев потянулся во все стороны, как сытый кот.
– Что с вами делать… Только хотел провести вечерок в обществе душевных актрисок, а вы тут как тут. Ладно, мучьте старика, да…
Схватив походный чемоданчик и накинув бобровое пальто, криминалист был готов, как по сигналу тревоги. Родион замешкался и с некоторым усилием оделся.
– Нет, вы мне не нравитесь, – без тени шутки сказал Лебедев. – Простудились?
– Я же сказал: страдаю от любви…
– Вот как?.. О, чуть не забыл… – Чемоданчик с грохотом посуды водрузился на докторский столик. – Барышня, конечно, красавица, умеете трупы подбирать, просто талант, но это – радужный пузырь. Лопнет – и нет ничего.
– Что это значит?
– Жить ей оставалось недолго. Ну, года два – максимум.
– Ее отравили?
– В мышечных тканях обнаружил повышенное содержание сулемы. И это мягко сказано. Барышня напичкана ртутной солью, как гусь яблоками. Буквально непонятно, в чем душа держалась. Поэтому мой вам совет: Nimium ne crede colori [11] .
11
Не слишком доверяйте красоте.
– Сколько ее подкармливали отравой?
– Примерно полгода. Могу заверить: с пищей или жидкостями сулема не попадала.
– А как же тогда?
– Не знаю. Может, надышалась… – зажав сигарку в зубах и лихо размахивая чемоданчиком, Лебедев удалился. Чрезвычайно довольный собой и произведенным фокусом. А логическая цепочка, задрожав от напряжения, чуть не лопнула, но выдержала. На то она и логика: крепче стали, прочнее алмаза. Так сказать.
Строй, закованный в латы, с красными крестами на белых плащах и страусиными плюмажами на шлемах, пошел рысью. И вот уже верные кони, разгоряченные бегом, вырвались на галоп, неудержимые. Вот уже вымпелы на копьях нацелились на врага. Неистовый Коля привстал на стременах и, подняв одной рукой знамя, закричал громче топота: «Монжуа и Сен-Дени!» И повел всех за собой. Клич подхватили другие рыцари и понесли нарастающей волной, которая сметет на своем пути горы и скалы. И вот уже стальной таран ударил в ряды сарацин с такой мощью, что побежали проклятые осквернители Святой земли. И вот уж близится победа. Но тут что-то больно ударило его в затылок и плечо. Падая, рыцарь Николя прижал к себе знамя, чтобы и мертвым он мог вести товарищей вперед.
Вздрогнул и проснулся. Но кованые перила сжимал крепко.
– Хорош помощничек, нечего сказать! – проговорил громадный и грозный господин, в котором Коля с ужасом узнал великого Лебедева.
– Но фонарь держит крепко…
На другого господина можно было полагаться как на последнюю надежду. Слабую, но все же. Вскочив со ступеньки, на которую присел отдохнуть, Коля стал горячо доказывать, что не спал, а только глаза прикрыл от яркого света. Но даже с закрытыми глазами он – начеку.
– А храпел так, что лестница тряслась. Со сцены прибегали, просили тише, храп мешает представлению… – довершил криминалист.
Так опозориться! Это конец. Теперь его прогонят, и на карьере сыщика можно ставить жирный крест. Вот маменька обрадуется. Коля сник и готовился уронить слезу.
Смешно и грустно: доверился мальчишке, а он проспал. Организм молодой, требует восстановления сил. Но если упустил Маслову…
Гривцов клятвенно заверил, что старуха, то есть объект наблюдения, в зале.
– Кто-нибудь приходил? – спросил Ванзаров.
– Приказчики с материями и букетами, а больше никого.
Коля взирал на грозных судей со страхом и надеждой.
– Ну что, Аполлон Григорьевич, поверим юноше? Возьмете с собой?
– На что мне сдался этот соня?
– У него фонарь имеется казенный, вам посветит.
– Но если ваш протеже только рот откроет, возьму ланцет и язык укорочу.
Чтоб заслужить прощение, Коля был согласен на любую пытку. Родион нагнулся и тихо сказал:
– Тише воды ниже травы. Выполнять беспрекословно. А то отправлю назад в участок… Сон-то хороший?
– Атака рыцарей… – с тяжким вздохом признался коллежский регистратор. Что же еще может сниться мальчишке? Только войны, в которых ему повезло не погибнуть. Родион знал это по себе.
Криминалист с фонарем и покорным Гривцовым были отправлены на обследование помещений. А Ванзаров без стука открыл знакомую дверь.
За прошедшие часы мало что изменилось. Все так же полукругом расставлены стулья, ширмы для дамского переодевания прятались в сторонке. Только хозяйка конкурса восседала за столиком-конторкой, таким крохотным, что, казалось, раздавит его с хрустом. Лидия Карловна оторвалась от важной бумаги, замерла с пером в руке, глубоко удивленная такому бесцеремонному вторжению. Словно нашествие сарацин.
– Господин Ванзаров? – спросила она, словно не поверила такому счастью.
В этот раз юный чиновник повел себя куда нахальнее. Схватил стул, с визгом паркета протащил его к конторке и плюхнулся как ни в чем не бывало.
– Я обещал вернуться, – строго сказал он.
– Что ж, очень рада.
В голосе госпожи Масловой не нашлось и капельки теплоты. Радости – тем более.
– Три часа назад наша приятная беседа касалась платья госпожи Агаповой…
Угроза не подействовала.
– Мы расстались на том, что платья этого вы не видели. Сегодня.