Аромат крови
Шрифт:
– Так точно! – отрапортовал чиновник. – Загадочная надпись фонетически похожа на мою фамилию. На самом деле это: «Van za rov!» – боевой клич босняков. Дракоши – босняк, серб-мусульманин, очень агрессивный. Настоящий ассасин. Они такие метки на жертвах оставляют. Пишет латиницей.
Полковник глубокомысленно кивнул.
– Да, слыхал я про этих негодяев босняков…
Как все-таки хорошо, что начальство не имеет привычки придираться по всяким мелочам. Как хорошо, что любую ахинею, сказанную уверенным тоном, принимает на веру. Начальство смотрит вдаль и ввысь, а всякие детали и логические несуразности его не интересуют. Дело раскрыто – и ладно. К тому же все убийцы так удачно мертвы. Чего еще желать в праздничный день.
Оскар Игнатьевич вышел из-за стола, подал руку с большим чувством, долго тряс и высказывался, как горячо и всецело на Ванзарова полагается, и что под его началом нет лучше специалиста по сыску, и что… Ну, зачем повторять пустую болтовню, на какую любой начальник мастер. Никто ведь не вспомнит, что кое-кого ждала отдельная камера и была выбрана голова, на которую собирались свалить всех убитых. Кто теперь об этом вспомнит. Удача любит умных.
Похвалам и дифирамбам Родион внимал с равнодушием настоящего философа.
– Ну, друг мой, требуйте что пожелаете, – широким жестом предложил Вендорф. – Заслужили награду, что и говорить. Хотите в отпуск? В этом году еще и не были, кажется. Не стесняйтесь!
– Убитые барышни должны были выступать на конкурсе красавиц.
– А вам-то что за дело? Маслова уже замену подыскала.
– Просил бы запретить вашей властью проведение конкурса, – ответил Ванзаров.
Вендорф несколько оторопел. Но решительный взгляд подчиненного твердо заявил: не бредит. Оскар Игнатьевич попытался свернуть на шутку, но юный чиновник стоял на своем.
– Да чем же конкурс вам помешал? – не сдержало раздражения начальство.
– Есть основания полагать, что произойдет еще одно преступление.
– Какие основания?
– Логические.
– Конкурс в зале Дворянского собрания проходит?
– Так точно.
– А это территория 2-го отделения и полковника Есипова. Чего нам с вами беспокоиться?!
– Опасность реальна.
– Известно, что произойдет?
– Смею сделать вывод, что будет новая жертва.
– Знаете, кого убьют?
– Только логическое предположение.
– А каким образом?
Юный чиновник выразительно промолчал.
– Вот что, голубчик! – сказал полковник ласково, как родному. – Сегодня праздник, народ ликует. Вечером такое событие: первый конкурс красавиц. Привлекает жутко! Оставьте темные мысли и сами приходите на конкурс, я вам контрамарку оставлю. Убедитесь, что все пройдет чудесно. Я уже в нетерпении. Барышни красивые и ух!.. Отдыхайте и веселитесь!
Как известно, приказы начальства не обсуждаются. И Ванзаров отправился веселиться. Насколько это было возможно в тот день.
Пред румяным личиком праздника мороз стеснительно отступил. Погода чудесна и безоблачна, как и сама годовщина царствования Державной Четы. Как же иначе. К полудню праздничное бурление затопило столицу не хуже весенних наводнений. Трехцветные флажки трепетали от легкого ветерка и глубокой радости. По главному проспекту столицы маршировали оркестры пожарных команд от разных частей города, так что пожарам дозволялось гореть, не боясь тушения. Но разве они посмеют сегодня воспылать! Вслед за медными трубами и музыкантами в касках следовала преданная толпа, становясь все гуще и разнообразней, так что многие уже вываливались на проезжую часть, тесня извозчиков. Публика вела себя смирно, а марши, выдуваемые с очаровательной фальшью, принимала с искренним восторгом. Так заботливый родитель восторгается пиликаньем обожаемого чада. Пожарные оркестры в Петербурге любят куда больше симфонических: те ведь по улицам не маршируют. Интерес к духовому искусству подогревали казенные лавки [30] , ренсковые погреба и трактиры с горячительными напитками, закрытые по особому распоряжению до вечера. По мнению начальства, водка и праздник – две вещи несовместные, как гений и злодейство. Народ веселился на трезвую голову.
30
Лавки, в которых продавалась государственная водка.
Пролетка с прилично одетыми господами посторонилась нового оркестра и толпы, после чего без особых приключений прибыла на Васильевский остров. Ванзаров приказал извозчику ждать, обещая хорошие чаевые.
Дом, в котором есть невеста на выданье, всегда рад визиту молодых людей. Однако когда таковых двое, восторг принимает форму легкого помешательства. Господин Толбушин распростер объятия, но, увидев рядом с будущим зятем господина с тонкой талией в красной черкеске, потерял дар речи. Пока он не вернулся, Родион помпезно представил князя Эгисиани. Любитель горничных поклонился гордо. Как известно, первое впечатление самое сильное, даже у купцов. А потому Кондрат Филимонович был сражен наповал роскошным зрелищем. Но более всего – незримо витающим княжеским гербом, как мимолетным видением и гением чистой красоты.
Оттащив будущего тестя в сторонку, Родион не стал заниматься дипломатией, а сказал ему все как есть, по существу. Он, конечно, благодарен до скончания века за предложение торговать льном и коноплей, но счастье Полины Кондратьевны превыше всего. Барышня его не любит, равно как и он ее. Их ничего не связывает, кроме приданого. Что для семейного счастья недостаточно. Но чтобы не разбивать сердце ее родителя, поступает как настоящий рыцарь. А именно: вместо себя предоставляет лучшую замену. Можно сравнить: князь беден, как чиновник полиции, даже хуже, и молод, как он. Но при этом куда красивее, понимает толк во льне, а уж в конопле разбирается – только держись. Но главное достоинство перепадет внукам Кондрата Филимоновича: они будут княжатами. Разве такого зятя упустить можно?
Когда надо, Родион бывает красноречив. Он буквально не давал купцу рта открыть. Аргументы требовали тщательного взвешивания. Толбушин давно привык обвешивать сам, но тут не мог понять: где же подвох? Не может нормальный человек отказаться от такого счастья, как его дочь.
– Разговор у нас прямой, так что не обижайтесь… – предупредил Кондрат Филимонович. – Я ведь торговлей занимаюсь, людей насквозь вижу. Но вот тебя, Родион Георгиевич, понять не могу. Вроде не врешь, а какая тебе с этого благородства корысть? Отвечай как есть, все равно не обманешь.
– Свобода дороже льна с коноплей, – честно признался Родион.
Как ни старался купец раскусить загадку, не дался ему орешек. И Толбушин согласился. Обмен был принят. Буквально ударили по рукам. Только купец спросил:
– Князь настоящий?
– Первый сорт. Лучше не бывает, – пообещала сыскная полиция.
Вошли в гостиную. Эгисиани уже освоился, со вкусом уговаривая на диване рюмочку ликера. Толбушин завел многозначительный разговор, князь гордо и важно отвечал. Время тянулось, все ждали только Полиночку.