Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)
Шрифт:
Поэтому они беседовали, как галантные противники, сложившие оружие и оценивающие друг друга по достоинству.
По просьбе Шолмса Арсен Люпен поведал ему о своем побеге.
– Не знаю, – сказал он, – можно ли назвать это побегом, настолько все просто. Мои друзья были наготове, потому что мы встретились, чтобы выловить еврейскую лампу. Кроме того, пробыв добрых полчаса под перевернутой лодкой, я воспользовался моментом, когда Фоланфан и его люди искали мой труп, и выбрался из-под лодки. Друзьям только и оставалось, что забрать меня в свой катер и вывезти прямо на глазах пятисот ошарашенных зевак, Ганимара и Фоланфана.
– Хорошенькое дело! – вскричал Шолмс. – Вам все удалось! И что вы теперь собираетесь делать в Англии?
– Да так, надо уладить кое-какие дела… Но я хотел спросить, как господин д’Эмблеваль?
– Он все знает.
– Ах, дорогой мэтр, я же вам говорил! Теперь случившееся зло непоправимо. Не лучше ли было дать мне действовать по своему разумению? Еще день-два – и я отобрал бы у Брессона еврейскую лампу и безделушки, отослал их д’Эмблевалям, а эти славные люди так и продолжали бы мирно жить вместе. А вы…
– А я, – усмехнулся Шолмс, – спутал карты и внес разлад в семью, которую вы защищали.
– Видит Бог, да, я ее защищал! Разве следует постоянно только воровать, жульничать и причинять зло?
– Значит, вы еще и творите добрые дела?
– Когда есть время. К тому же меня это забавляет. Я нахожу чрезвычайно забавным, что в нашем деле я выступаю в роли доброго гения, спасающего и приходящего на помощь, а вы – в роли гения злого, приносящего отчаяние и слезы.
– Слезы, слезы… – ответил англичанин.
– Конечно, семья д’Эмблевалей разрушена, а Алиса Демэн рыдает.
– Она больше не могла там оставаться. Ганимар рано или поздно изобличил бы ее, а через мадемуазель вышел бы на мадам д’Эмблеваль.
– И все же, мэтр, как по-вашему, кто совершил ошибку?
Перед ними прошли двое. Шолмс дрогнувшим голосом спросил Люпена:
– Вы знаете, кто эти джентльмены?
– Мне показалось, что один из них – капитан корабля.
– А другой?
– Не знаю.
– Это господин Остен Жилетт. А господин Остен Жилетт занимает в Англии ту же должность, что и господин Дюдуа, начальник французской сыскной полиции.
– О, какое счастье! Не будете ли вы так любезны представить меня ему? Господин Дюдуа – один из моих друзей. Я был бы счастлив сказать то же самое об Остене Жилетте.
Два джентльмена снова приближались.
– А если я поймаю вас на слове, господин Люпен? – спросил Шолмс, вставая, и сжал его запястье железной хваткой.
– Зачем же так хватать, мэтр? Я готов следовать за вами.
И он без сопротивления дал себя увести. Два джентльмена уже удалялись, и Шолмс ускорил шаг. Его ногти впивались в руку Люпена.
– Идем, идем… – глухо пробормотал он, безумно торопясь как можно скорее покончить со всем этим. – Идем! Быстрее, быстрее! – И вдруг остановился как вкопанный: за ними следовала Алиса Демэн. – Что вы делаете, мадемуазель! Не надо, не подходите!
На это ответил Люпен:
– Мэтр, прошу вас заметить, что мадемуазель идет не по доброй воле. Я сжал ее руку так же энергично, как вы мою.
– Зачем?
– Как это «зачем»? Я настаиваю, чтобы вы представили и ее. Роль мадемуазель в истории с еврейской лампой еще более значительна, чем моя. Сообщница Арсена Люпена, сообщница Брессона, она должна будет рассказать о приключении баронессы д’Эмблеваль, что чрезвычайно заинтересует полицию… И таким образом вы доведете свое доброжелательное вмешательство до конца, благородный мистер Шолмс.
Англичанин отпустил руку пленника. Люпен освободил руку мадемуазель.
Несколько мгновений они, не шевелясь, глядели друг на друга. Затем Шолмс подошел к скамейке и снова сел. Люпен и девушка заняли свои места.
Повисло длительное молчание. Затем Люпен сказал:
– Вот видите, мэтр, что бы мы ни делали, мы никогда не будем на одной стороне. Вы находитесь по одну сторону пропасти, а я – по другую. Мы можем приветствовать друг друга, можем какое-то время беседовать, но пропасть между нами остается. Вы всегда будете Херлоком Шолмсом, детективом, а я – Арсеном Люпеном, взломщиком. И всегда Херлок Шолмс будет подчиняться, более или менее спонтанно, кстати или некстати, своему инстинкту детектива, выражающемуся в том, что нужно бороться со взломщиком и посадить его, если получится. А Арсен Люпен всегда будет действовать согласно своему воровскому духу, выскальзывая из рук детектива и посмеиваясь над ним, если получится. На этот раз получилось! Ха-ха-ха!
Он рассмеялся. Смех этот был лукавым, жестоким и презрительным.
Потом, внезапно приняв торжественный вид, он наклонился к девушке.
– Будьте уверены, мадемуазель, что, даже дойдя до последней черты, я бы вас не предал. Арсен Люпен никогда не предает, особенно тех, кого любит и кем восхищается. И позвольте мне сказать, что я люблю и восхищаюсь таким отважным и милым созданием, как вы.
Он достал из своего портфеля визитную карточку, разорвал ее на две части, одну половинку протянул девушке. И тем же взволнованным и почтительным голосом продолжил:
– Если господин Шолмс не преуспеет в своих замыслах, мадемуазель, то представьтесь леди Стронгбороу (вы легко узнаете, где она сейчас проживает) и передайте ей эту половинку карточки, сказав два слова: «верная память». Леди Стронгбороу будет вам предана, как сестра.
– Спасибо, – сказала девушка, – я завтра же пойду к этой даме.
– А теперь, мэтр, – заявил Люпен удовлетворенным голосом человека, выполнившего свой долг, – желаю вам доброй ночи. Нам остается еще час пути. Воспользуюсь этим.
И, подложив руки под голову, он вытянулся на скамейке во весь рост.
Небо распахнулось, открывая дорогу лунному свету. Его блеск обволакивал звезды и гладь моря, растекался по воде. Казалось, луне принадлежат необъятные просторы, где терялись последние облака.
Береговая линия уже вырисовывалась на горизонте. Пассажиры вышли на палубу, и она заполнилась людьми. Господин Остен Жилетт прошел в сопровождении двух мужчин, в которых Шолмс узнал английских полицейских.