Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)
Шрифт:
Первый акт разыгрался в ту пресловутую ночь с 22 на 23 июня, о которой так много говорили. Хочу оговориться сразу: свое не совсем нормальное поведение в тех обстоятельствах я объясняю необычным умонастроением, в котором я пребывал, возвращаясь домой. Мы с друзьями ужинали в ресторане «Каскад» и весь вечер, покуривая и слушая, как цыганский оркестр исполнял меланхолические мелодии, говорили лишь о преступлениях и кражах, о жутких и запутанных историях. А они никоим образом не способствуют хорошему сну.
Сен-Мартены уехали на
– Вам никогда не бывает страшно?
– Что за странная мысль!
– Черт возьми! Но ведь ваш особняк стоит на отшибе! Соседей у вас нет… кругом одни пустыри… Право, я не трус, тем не менее…
– Разумеется! Вы же весельчак!
– О! Я сказал об этом просто так. Рассказы Сен-Мартенов о разбойниках произвели на меня неприятное впечатление.
Пожав мне руку, он ушел. Я вынул ключ и открыл дверь.
– Ох, надо же! – прошептал я. – Антуан забыл зажечь свечу.
И тут я вспомнил, что Антуана в доме нет, я сам отпустил его.
И сразу темнота и тишина неприятно поразили меня. Я на ощупь как можно быстрее поднялся в свою спальню и, вопреки обыкновению, тут же повернул ключ в замочной скважине и запер дверь на засов.
Пламя свечи вернуло мне хладнокровие. Тем не менее я предусмотрительно вынул из кобуры свой большой дальнобойный револьвер и положил его рядом с кроватью. Эта мера предосторожности окончательно успокоила меня. Я лег и, как всегда, чтобы заснуть, взял с ночного столика книгу, которая каждый вечер ждала меня там.
И тут меня постигло удивление. Вместо разрезного ножа, который я накануне использовал вместо закладки, я обнаружил конверт с пятью красными восковыми печатями. Я тут же схватил его. На конверте были указаны мои фамилия и имя, а также имелась пометка «Срочно».
Письмо! Письмо на мое имя! Но кто мог положить его сюда? Занервничав, я разорвал конверт и прочитал:
«С того момента, как вы распечатали это письмо, что бы ни случилось, что бы вы ни услышали, не шевелитесь, не делайте никаких движений, не кричите. В противном случае вы погибли».
Нет, я тоже не трус и, как любой другой человек, умею противостоять реальной опасности или смеяться над призрачными страхами, поражающими наше воображение. Но, повторяю, в голове моей все смешалось, мысли путались, нервы были напряжены до предела. И разве не было во всем этом чего-то тревожного и необъяснимого, что могло бы внести сумятицу в душу самого отважного человека?
Мои пальцы лихорадочно сжимали лист бумаги, а глаза вновь и вновь перечитывали пугающие строки: «Не делайте никаких движений… не кричите… в противном случае вы погибли».
«Ну, хватит! – подумал я. – Это просто шутка, дурацкий розыгрыш».
Я едва не рассмеялся, мне очень хотелось громко рассмеяться. Но что меня остановило? Какой смутный страх сдавил мне горло?
По крайней мере я должен задуть свечу. Нет, я не мог этого сделать. Ведь в письме было написано: «никаких движений… в противном случае вы погибли».
Да и зачем бороться с предчувствиями, порой более настойчивыми, чем реальные факты? Надо просто закрыть глаза. И я закрыл глаза.
В тот же миг в тишине раздался легкий шорох, потом скрип. Мне показалось, что эти звуки доносились из большой соседней комнаты, которую я превратил в рабочий кабинет. От спальни ее отделяла только прихожая.
Приближение настоящей опасности взбудоражило меня. Казалось, я сейчас встану, схвачу револьвер и брошусь в ту комнату. Но я даже не привстал: одна из занавесок левого окна, напротив меня, зашевелилась.
Сомнений не оставалось. Занавеска шевелилась. Вот она опять шевелится! И я увидел – о, я отчетливо увидел – в узком пространстве между занавесками и окном человеческую фигуру, слишком большую, отчего ткань топорщилась.
Этот человек тоже видел меня сквозь крупное плетение ткани. И тогда я все понял. В то время как другие уносили добычу, этот человек стоял на страже и следил за мной. Встать? Схватить револьвер? Невозможно… Он был здесь! Малейшее движение, малейший крик – и я пропал!
От неистового толчка дом содрогнулся, затем последовали удары послабее, по два-три подряд, словно кто-то стучал молотком по гвоздям. По крайней мере именно такая картина возникла в моем разгоряченном мозгу. К ударам молотка примешивались другие громкие звуки. Стоял настоящий грохот, свидетельствующий о том, что воры, ничего не опасаясь, действовали без всякого стеснения.
Они оказались правы: я не двигался. Было ли это с моей стороны трусостью? Нет, скорее всего, я просто оцепенел, был не в состоянии пошевелить рукой или ногой. И, конечно, я прислушался к здравому смыслу. В конце концов, зачем бороться? Этот человек действовал не один. На его зов примчались бы десять других. Стоило ли рисковать жизнью, чтобы спасать ковры и безделушки?
Эта пытка длилась всю ночь. Невыносимая пытка, жуткая тревога! Шум стих, но я все время ждал, что он возобновится. А этот человек! Человек, который следил за мной с оружием в руках! Я не сводил с него испуганных глаз. А как билось мое сердце! Пот ручьями тек по моему лбу, да и всему телу!
И вдруг меня охватило невыразимое блаженство: по бульвару проехала повозка молочника. Я узнал ее по скрипу колес. В то же самое время мне показалось, что забрезжили первые утренние лучи, пробиваясь сквозь закрытые жалюзи, что уже начало светлеть.