Арсенал ножей
Шрифт:
– Зал трофеев?
На дальней стене загорелся экран с корабельной аватарой. Этим утром она предстала в режиме богини, со светящейся смуглой кожей, с длинной, украшенной самоцветами серьгой в ухе и вплетенными в темные кудри золотыми нитями.
– Я бы выразилась иначе, – сказала она.
Престон разглядывал содержимое ближайшей витрины.
– Что это?
Перед ним лежал зубчатый осколок закопченного стекла, выставленный на пурпурной шелковой подушечке под прозрачной крышкой.
– Часть бывшего витражного окна в соборе Гавани Мораг, – пояснила «Злая Собака».
– Гавань Мораг? – нахмурился Престон. – Та, которую разбомбили в начале войны?
– Это была моя первая боевая операция.
– А здесь? – Он повернулся к следующей полке с кучкой блестящих серебряных жетонов, какие цепляют к собачьим ошейникам.
– В сражении у Ворот Измены я перевозила войска.
– И все это…
– Осталось от погибших.
Престон обвел комнату взглядом. С места, где мы стояли, видны были витрины с неразорвавшимися гранатами, старыми снарядными ящиками, ржавыми кортиками, детским плюшевым кроликом, боевой перчаткой со встроенным огнеметом и еще несколько предметов, не определявшихся с первой догадки.
– А остальное? – спросил он. – Все это сувениры твоей карьеры?
«Злая Собака» потупила взор:
– Нет, это не сувениры.
– А что же?
– Памятки, напоминание.
– Не вижу разницы.
Аватара прихлопнула в ладоши:
– Тебе видна предпоследняя полка?
– Та, на которой цветочный горшок?
– Это росток дерева. Он живой. Через несколько лет придется пересадить в контейнер побольше.
Я уже бывала в этой комнате и знала символическое значение каждого из выставленных здесь предметов. Сейчас я попыталась взглянуть на саженец глазами Престона: голубовато-розовый стволик ростом с тюльпан, с нераскрывшимся бутоном на верхушке. По всей его длине дрожали тонкие волоски, а простой стеклянный террариум защищал росток от пересушенного кондиционированием воздуха.
– А он что представляет? – спросил Престон.
– Ты видишь перед собой одного из немногих уцелевших представителей пелапатарнских джунглей, – ответила «Злая Собака».
У мальчишки глаза полезли на лоб.
– Это мыслящее дерево? Я думал, они все погибли.
– Стараниями моих родичей и моими – почти все.
– Так эта комната…
– Памятник моего позора. Здесь представлены все причины моего ухода из флота Конгломерата.
Последняя полка была новой. На ней в прозрачном стеклянном кубе блестела крошечная серебряная искорка.
– А это что?
– Мне не хотелось бы говорить.
– Но…
– Мне кажется, ты еще не готов.
У Престона покраснели щеки.
– К чему не готов? Я не ребенок!
– Тем не менее я полагаю, с твоей стороны было бы неразумно настаивать на объяснении.
У парня покраснело все лицо – от стыда и негодования. Он обернулся ко мне в поисках поддержки, но я только плечами пожала:
– Тебе решать.
«Злая Собака» мрачно взглянула на меня со стены.
– Ты бы лучше посоветовалась, прежде чем вести его сюда, – сказала она.
Я второй раз пожала плечами:
– Рано или поздно это должно было случиться.
– Позже было бы предпочтительней.
– Нет, я думаю, ему нужно с этим встретиться.
Престон слушал с плохо скрываемым нетерпением.
– С чем встретиться? – спросил он. – Что вы от меня утаиваете?
«Злая Собака» на экране закатила прекрасные глаза.
– Да ради бога! – проговорила она. – Престон, это чешуйка серебряной краски с обшивки «ятагана» твоего отца. Она отлетела от корпуса, когда мы бурили в нем дыру, чтобы убить его одиночным снарядом в голову.
Все замерло. Престон заморгал. Беззвучно открыл и закрыл рот. Пальцы его повисших рук сжались в кулаки. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле.
У меня самой частил пульс.
– Мы не первый месяц молчим об этом, – выдавила из себя я.
Ответом мне был лишь полный ужаса взгляд. Я протянула руку к плечу мальчишки, но он отшатнулся.
– Престон…
Он развернулся и с шумом скатился по металлическим ступеням трапа, а когда скрылся, «Злая Собака» издала вздох и произнесла:
– Думаю, теперь мы квиты.
Пришла моя очередь удивиться.
– Чем он заслужил такое обращение?
– А ты забыла? – Она вздернула подбородок. – На станции Камроз, впервые явившись на корабль, он назвал меня древностью.
– С тех пор год прошел! – схватилась я за голову.
– Все равно напрасно он это сказал.
Я взвесила на ладонях стеклянный куб.
– Знаешь, иногда ты бываешь настоящей стервой.
«Злая Собака» не смутилась.
– Он первый начал, – надувшись, заявила она.
Я подняла куб с серебряной искоркой выше.
– Могла бы сообщить ему помягче. Я собиралась поговорить с ним о том, что случилось, удостовериться, что он с этим справился. Так нет, тебе надо было ткнуть его носом.
Корабельная аватара подняла брови:
– Ты хочешь сказать, я виновата?
– Могла бы не переть напролом.
– Я – военный корабль, капитан. «Переть напролом» – моя работа. – Она изобразила обиженную мину. – А теперь не вернешь ли мой куб на место?
– О, именно на место и верну, не сомневайся.
– Как это понимать?
– А так, что я выброшу его из шлюза. Престону сейчас совсем ни к чему мысль, что эта штука на борту.
Я шагнула к трапу. За моей спиной «Злая Собака» окликнула:
– Подожди!
– И не желаю больше об этом говорить.
– Я тоже. – Ее тон изменился, стал деловитым. – Я приняла сигнал с Камроз.
У меня замерло сердце. За две недели я привыкла к самостоятельности и свободе вести корабль, куда мне вздумается. Вызов из дома мог означать только, что этой свободе конец и меня возвращают на службу.