Аршин, сын Вершка

Петкявичюс Витаутас

— Ничего не стряслось? — хватается за сердце старик.

— Ничего.

— Всё в порядке? — не поверил Кризас.

— Не всё, — подумав, признался сын.

— Не томи, говори скорее, что случилось?!

— Да вот мышь угодила в молоко.

— Тьфу ты! — плюнул Вершок. Вытер холодный пот и махнул рукой. — Я уж думал, изба горит. А мышь-то хоть выудил?

— Нет, я кошку засунул в крынку. И крышкой накрыл.

— Ты что, рехнулся?! — завопил Кризас. — Без обеда нас всех оставил!

— Ты же сам учил, что это не

моё, а кошкино занятие мышей ловить, вот я и не стал выуживать, — объясняет Аршин.

И вины за собой не знает.

— Ну, если ты такой разиня, так хоть блины испеки, ~ обозлился старый Вершок.

Замесил Аршин блины — дюжину яиц, фунт соли, сахару вбухал в тесто, — и рад-радёшенек, что всё ему сходит с рук. Пальцы в саже, нос в муке — над плитой колдует. Только куртка кожаная дымится.

Пёк, пёк, пока на сковородке один уголь не остался. Отец первый блин повертел в руках, на зуб попробовал, сморщился и выбросил за окошко. Псу под хвост.

Тут и сын недолго думая пошвырял Шарику хлеб, тарелки, блины и сало.

— Что ты делаешь? — всполошился Кризас.

— А разве мы сегодня не в конуре обедаем? — удивился Аршин и выскочил в окно.

Кубарем выкатился.

Отец стукнул в сердцах кулаком по подоконнику и закричал:

— Не бывать тебе паном, лопоухий осёл! Аршин зубы скалит, не верит его словам.

— Шутки шутишь, батюшка! Да будь я осёл, ты бы меня и сыном не признал и в паны не прочил.

Только и оставалось Кризасу, что от всей души проклинать свою старую затею да, пригорюнясь, дожидаться, пока жена придёт и накормит обоих. Как гусей, нашпигует клёцками.

ШКОЛА

Долго ли; коротко, пришла пора Аршину в школу собираться. Мать принарядила сына, соседские ребята книг ему надарили, отец новый ранец справил, всякой снедью набил и крынку молока туда же — вдруг пить захочется! Снарядили мальчика в школу.

Как на ярмарку, провожали.

— Ты уж, гляди, ногами камни не гоняй, — наказывал отец. — Ботинки-то новые куплены!

— Ноги новые не купишь — мне их больше жалко, — ничего не обещав, ответил сын.

— И пожалуйста, не запачкайся, — уговаривала мать. — В школе все ходят чистенькие, беленькие, а ежели невзначай измажешься, тут же пойди и руки вымой. Да об пиджак не вытирай, вот носовой платок тебе кладу.

— Не бойся, я грязные руки в карманы спрячу, никто и не увидит, — заверил сын.

— Будешь идти — смотри по сторонам. Не спеши дорогу переходить, подожди, пока машина проедет, а то недолго и под колёса угодить.

Сын только покивал головой, заранее на всё согласный, нахлобучил фуражку и пошёл. Как солдат на приступ, зашагал.

— Может, из него человека в школе сделают, — вздохнула мать.

— Все паны с образованием, — ввернул отец.

Проводить-то проводили, а встретить выпустили из виду. Ждут сыночка к обеду — нет его, ужин скоро — не видать Аршина. Другие школьники давно

уже дома, а его всё нет и нет. Как сквозь землю провалился.

Пошёл Кризас паныча своего искать, на всякий случай котомку с едой и квасу жбан прихватил в дорогу. Подходит к перекрёстку, видит — их верста перед кюветом застрял, туда-сюда башкой вертит и плачет в голос. За слезами не видит ничего.

— Вот те на! — удивился отец. — Ты чего ревёшь?

— Да-а, ты велел не спешить, подождать, пока машина проедет. Целый день её жду, а она всё не едет и не едет, одни тракторы.

— Так ты и в школу не попал?

— Как же я попаду, если через дорогу перейти нельзя?

Привёл отец своё чадо ненаглядное домой и молчит, ничего не говорит — не хочет признаться, что глупый совет дал. На следующее утро сам вывел сына на перекрёсток и сказал:

— Ступай и не глазей по сторонам! Теперь уже наоборот советовал.

Аршин и попёр куда ноги несут. Топал, топал, пока дорога не привела его к мельнице. Ученик вошёл, книги под лавку бросил, еду на стол выложил, на ладони поплевал и целый день с мельником мешки ворочал, молол пшеницу, драл крупу, рожь пеклевал, а вечером выбил пыль из одежды и, придя домой, радостно сообщил родителям:

— Правду матушка говорила, что все беленькие в школе… С учителя белый порошок так и сыплется. А до чего же большая эта школа, до чего красивая!.. Всё там вертится, грохочет — только успевай мешки таскать. Вот какая тонкая наука — точь-в-точь мука! — Вытряхнул пыль из карманов, шапку выколотил об стол и скромно ждёт, когда отец похвалит его, мать по головушке погладит.

— Значит, ты не в школе, а на мельнице целый день провёл?! — догадался Кризас. Чуть не лопнул от досады.

— Может, это и мельница была, но очень мне там понравилось, даже про еду забыл, — весело рассказывал Аршин.

Мать послушала, послушала да и кинулась в ноги мужу, стала его просить-молить:

— Ради бога, отец, отдай ты сына мельнику в ученики, коли эта работа по душе ребёнку, не будем из него перед всем колхозом посмешище устраивать.

— Ну нет уж! — рассвирепел Кризас. — Либо пан, либо пропал! — и ещё добрый час ногами топал, кулаками тряс.

Не столько жене, сколько сыну про пользу науки вдалбливал.

На третий день Вершок за руку притащил Аршина в школу. Подпрыгнув, ткнул его кулаком в спину и направил к учителю.

— Скажи «добрый день», оболтус!

— Добрый день, оболтус! — повторил Аршин и поклонился.

Отец готов был сквозь землю провалиться.

— Ну, последнее слово мог бы и не говорить, — усмехнулся учитель. Учиться хочешь?

— Да не то чтобы очень… — замялся Аршин.

— Может быть, ты всё уже знаешь?

— А чего там знать!.. — ковырял пол ботинком Кризасов сын.

— Так, так… Чему же тебя учили дома?

— Панствовать! — гаркнул Аршин и так шмыгнул носом, что у самого уши заложило.