Артас: Возвышение Короля-Лича
Шрифт:
Хоть процессия и состояла из знатных борцов, но она была небольшой, и ее легко было окружить. Они обнажили клинки и молоты, но не стали нападать, ожидая приказов человека, что держал в руках урну. Утер – это не мог быть никто иной – держал себя в руках. Он бросил взгляд на бывшего ученика. Его лицо оставалось безразличным, хоть и куда более уставшим, чем его помнил Артас, но глаза горели праведной яростью.
– Пес всегда вернется к своей рвоте, – процедил Утер, его слова хлестали как кнут. – Я молил Свет, чтобы ты остался в стороне.
Артас
– Для меня это только начало пути. А ты, я вижу, все еще называешь себя паладином, хоть я и распустил орден.
Утер засмеялся, но в его смехе была неприкрытая горечь.
– Будто ты имел право сам его распустить. Я отвечаю перед Светом, мальчишка. Как и ты когда-то.
Свет. Он все еще помнил его. Его сердце пошатнулось в груди, и на миг он опустил меч. Тогда в его уме зашептал голос, что напомнил ему о власти, данной ему теперь, и о том, что он не получил бы ее, следуя стезям Света. Артас крепко сжал в руках Ледяную Скорбь
– Когда-то я делал много глупостей, – парировал он. – Но теперь уже нет.
– Твой отец правил этой страной пятьдесят лет, а ты уничтожил все за несколько дней. Но разрушать легче, чем строить, правда?
– Как трогательно, Утер. Жаль, у меня нету времени на разговоры о былом. Я приехал сюда за урной. Отдай мне ее – и ты умрешь без мучений.
Никакой пощады. Никакой, даже если он будет молить о ней. Особенно если он будет молить. Слишком много связывало их в прошлом. Слишком много чувств было между ними.
Теперь Утер был в гневе и испепелял взглядом Артаса.
– В ней – прахтвоего отца, Артас. Неужели ты осмелишься вновь оскорбить его память?
Внезапно Артаса поразило.
Отец…
– Я и не знал, что в этой урне, – пробормотал Артас, как Утеру, так и самому себе. Это было второй причиной, вызвавшей ухмылку на лице повелителя ужаса. Он знал, что было в урне. Испытание во время испытания. Мог ли Артас поднять руку на наставника? Мог ли осквернить прах своего отца? Артасу стало дурно от всего этого. Он обратил это в гнев, поднял Ледяную Скорбь.
– Но это и не важно. Я получу то, зачем пришел. Так, или иначе.
Ледяная Скорбь задрожала в руках и мыслях, ожидая схватки. Артас приготовился напасть. Утер оценил его взглядом и медленно поднял свой пылающий молот.
– Я не хочу в это верить, – сказал он, и Артас с ужасом понял, что на его глазах появились слезы. – Когда ты был молодым и самовлюбленным, я считал это просто ребячеством. Когда в тебе родилось упрямство, я решил, что это просто стремление вырваться из тени своего отца. А в Стратхольме… прости меня Свет… я молился, что ты сможешь увидеть свои ошибки и вернуться на свой путь. Я не мог поднять руку на сына моего правителя.
Артас улыбнулся, и они двое стали кружить друг против друга.
– Но сейчас-то придется.
– Это была моя последняя клятва твоему отцу. Моему другу. Я обязан похоронить его с почестями, даже если его, беспомощного и безоружного, убил его собственный сын.
– Ты умрешь ради клятвы.
– Может быть, – Утера, казалось, это совсем не беспокоило. – Я лучше умру, исполняя свой долг, чем буду жить твоей милостью. Я рад, что он умер. Рад, что он не видит, во что ты превратился.
Эти слова… больно задели его. Артас сам не ожидал этого. Он остановился, и внутри его вскипели чувства. И Утер воспользовался этой заминкой, чтобы напасть.
– Во имя Света! – крикнул он, взмахнув со всей силой молотом. Светлое оружие просвистело возле Артаса.
Он уклонился в последний момент, и его лицо ощутило ветер, разрезанный молотом. Лицо Утера было спокойным, сосредоточенным… и смертельным. Это был его долг, он знал это – убить изменника и остановить распространение зла.
Так же и Артас знал, что обязан избавиться от человека, который когда-то научил его жить. Он должен избавиться от прошлого… всего своего прошлого. Иначе оно всегда будет следовать за ним, искушая возможностью раскаянья и прощения. С диким криком Артас опустил Ледяную Скорбь.
Молот Утера блокировал удар. Два человека смотрели друг на друга, их глаза разделяло несколько дюймов, и каждый из них старался пересилить другого, пока Утер не откинул Артаса назад. Парень споткнулся, и Утер продолжил натиск. Его лицо было непоколебимо, но глаза были решительными и жестокими. Казалось, он сражался так, будто его победа неизбежна. Самоуверенность сыграла с Артасом злую шутку. Ведь никогда раньше он не был сильнее Утера, пока не…
– Все закончится здесь, парень! – громогласно сказал Утер. Артас с ужасом увидел, что паладин весь пылал ярким светом. Не только его молот, но и все его тело, будто сам он был оружием Света, что сразит Артаса. – Во имя правосудия!
Молот опустился. Артас тяжело выдохнул, когда молот ударил его прямо в живот. Лишь его доспехи спасли его, выдержав даже удар пылающего молота светоносного паладина. Артас растянулся на земле, Ледяная Скорбь выпала из его рук, и он из последних сил пытался подняться или хотя бы дышать. Свет… он отвернулся от него, он предал его. И теперь он отомстил через Утера Светоносного, своего величайшего защитника, наделив его своим блеском и славой.
Жар, окутавший Утера, раскалился, и Артас согнулся в муках, ведь он обжигал его глаза и душу. Он был не прав, когда предал его, ужасно не прав, ведь теперь милосердие и любовь покинули его, оставив лишь зияющую рану. Он посмотрел вверх, на чистый белый свет, что был в глазах Утера, и заплакал, готовясь к смертельному удару.
Он выхватил меч, сам того не понимая – или он вскочил ему в руки по собственной воле? В том хаосе, что царил в его голове, Артас не мог узнать ответ. Все, что он знал – это то, что в его руках теперь Ледяная Скорбь, а в голове – шепот.