Артефакт оборотней
Шрифт:
На следующее утро, закончив запланированные работы, мужчины-заготовщики уехали и жизнь становки вернулась в своё привычное застойное русло. Марта тоже через день вернулась обратно в центральный посёлок, а моя жизнь снова стала скучной и однообразной.
До конца марта единственным просветом в моей словно сонно-замершей жизни стали мои частые прогулки по лесу, иногда с Матвеем, иногда с приехавшей Мартой или Лёшкой. Несколько раз приезжал брат и оставался на пару, тройку дней. С его телефона я даже разговаривала с Алиной, но к моему огромному разочарованию, той теплоты и лёгкости, что была раньше между нами, уже не было. Но я не отчаивалась, надеялась, что спустя время она сможет понять меня.
А ещё я рисовала, писала. Казалось, только на холсте могу выплеснуть свои сомнения или тревоги. Это стало моей отдушиной в череде серых дней. Пейзажи зимнего леса изобиловали
Одним днём вспомнился мой первый поцелуй; я тогда училась в десятом классе и мы с мамой в середине зимы приехали в забытый всеми богами маленький городок в центральной части страны. Дороги с разбитым асфальтом, лужи, грязь, серые от времени и непогоды дома встретили нас. В школе ученики не отнеслись ко мне приветливо — впрочем, как и обычно, с самого первого дня дав мне кличку «Квазимодо». Тем удивительнее для меня было, что на меня обратил внимание местная «звезда», мечта всех девчонок школы — одиннадцатиклассник Юра. Как я краснела и заикалась, когда он заговаривал со мною! Через полмесяца, за несколько дней до Нового года, после уроков он, встретив меня в пустынном коридоре школы, поцеловал. В тот момент это казалось сказкой, но сейчас уже понимаю: не от ощущений, а от понимания того, что ОН! мечта всех девчонок школы целует меня! Как я летела домой окрылённая, счастливая в своей наивности. От воспоминаний стало горько: потому как на следующий день мне в спину неслось уже — «Квазимодо-шлюха». Потом уже узнала, что он поспорил на поцелуй с той на кого укажет его оппонент и та ему не откажет. «Не откажет», да я в тот момент готова была рухнуть к его ногам, — маленькая, влюблённая, наивная дурочка! Со школы я в тот день сбежала, а на следующий день проходящие мимо под окнами подростки кричали разные мерзости про меня. Мама. Я думала, надеялась, что она меня утешит, но узнав о случившемся, она меня наказала. Звонко отвешивая пощёчины, повторяла: «Не привлекай к себе внимание! Чему я тебя учила? Не смей привлекать к себе внимания!». С того дня я закрылась, замкнулась в себе, окончательно поняла: доверять никому нельзя, ждать жалости тем более ни от кого нельзя! Но время как я поняла меня ничему не учит: уже учась на первом курсе, мне как и любой молодой девчонке хотелось любви, а я несколько раз замечала заинтересованные взгляды сокурсника Витьки Максутова. Обычный парень, долговязый, лицо угловатое, немного вытянутое. Однажды он пригласил меня в кафе и после, а у меня промелькнула мысль: «Почему бы и нет? Он не красавец, да я тоже не фотомодель, далека от этого образа», когда он меня проводил до двери подъезда и поцеловал, я не сопротивлялась. Но целоваться с ним оказалось противно: гладкий, скользкий язык скользнувший в мой рот, вкупе с обилием слюны, чуть не вызвал рвотные позывы. Второй мой поцелуй тоже оказался неудачным, и даже когда через некоторое время я узнала, что он рассказывает всем своим знакомым что спал со мною и в итоге: «Бросил эту страхолюдину», мне было всё равно. Я равнодушно слушала сплетни и смешки за спиною.
А вот поцелуй с Максимом — это была настоящая сказка! Только кто же не знает что сказки это выдумки, и я не должна думать о нём, не должна! Но почему-то не получается.
Задумывалась, почему? Почему я встретила и влюбилась именно в него? Свой сон: где я пробиралась через чёрный, словно мёртвый лес к горевшему вдали огоньку и голос Создательницы?: «Верь ему!», «Верь своему сердцу, глупая!». Моё сердце принадлежит Максиму, и верить ему? Но он женат! Как так получилось, что именно его, мой отец попросил позаботиться обо мне и маме? Алина когда-то рассказывала, что Максим приехал в стаю буквально за день до случившихся событий, нападения на альфу. Почему он не задержался где-либо или не приехал позже? Может это моё испытание: смогу ли я бороться за свою любовь ценой чужого счастья? Даже если он предложит развестись ради меня, приму ли? Вспоминала рассказанное Лёшей и понимала: нет, не смогу. Хотя о чём это я? Развестись? Три раза «Ха»! В лучшем случае предложит стать его любовницей. Вытирала непрошенные, но ожидаемые слёзы, убирала листы обратно и как узник считала дни до конца оговоренного с братом срока.
Весна выдалась ранняя, уже с крыш вовсю капала вода, скатываясь по сосулькам, глубокие сугробы быстро растаяли и вода, не успевая впитываться в землю, растеклась и от этого дорога превратилась в грязевое месиво. Теперь приходилось чаще сидеть дома в одиночестве, потому как даже дежурные машины стали ездить реже, а Марте так вообще сама сказала, чтобы пока не приезжала — слишком много времени будет тратить на дорогу сюда, обратно. Она конечно повозражала, но всё-таки согласилась со мною. Но несмотря на это, душа словно раскрывалась в предвкушении тепла: как земля застелется зеленью и вот уже в радостном удовольствии моя волчица мчится по лесу среди деревьев, кустов поддернутых зелёной дымкой, подняв морду сладко щуриться смотря в чистое голубое небо, таким прозрачно-синим оно может быть только весной.
Марта стала приезжать намного чаще и пыталась научить меня если не видеть, то хотя бы чувствовать жизненные токи просыпающихся после зимнего сна деревьев, стремящихся вверх травинок и первоцветов. Я старалась, очень! Но получалось неважно. Она успокаивающе уверяла, что надо просто каждодневно заниматься, тренировать энергетическое восприятие. Однажды, зайдя недалеко в лес, присела около дерева на корточки и обняв ствол, я вслушалась и только еле, еле, на грани сознания чувствовала тоненький поток. О том чтоб управлять, как делала это Марта, даже речи не шло, хотя бы увидеть, почувствовать более чётче. Такую и застал меня Матвей с корзиной в руках. Присел рядом.
— Ну как?
Я открыла глаза, удручённо покачав головой, встала.
— Всё так же. — Вздохнула, — Может у меня вовсе никогда не получится и я просто зря стараюсь. — Прислонилась спиной к дереву и расстроено прикрыла глаза.
— А ты говорила что носишь артефакт. Покажи-ка его.
Я настороженно на него посмотрела:
— Зачем?
— Да просто покажи, не снимай. Есть у меня догадка.
Я помедлила, но всё-таки достала крестик и на своей ладони показала ему. Он наклонился внимательно рассмотрел его.
— А ну ка переверни его. — Осмотрел с другой стороны, и даже прикрыв глаза, чуть наклоняясь к моей ладони, принюхался. — А ты когда последний раз его снимала?
Нахмурилась: — Ммм. Я вообще его не снимаю. А что?
Тут он удивлённо вскинул брови:
— Как! А почему? А ну ка вспомни: что чувствовала до того как его одела и после?
Я убрав крестик за пазуху, выпрямившись медленно побрела к становке.
— Мне его одели когда я болела. Давно. С тех самых пор я его не снимала — это моя защита.
— Знаешь дочка, — он приноровившись к моему черепашьему шагу, шёл задумчиво покачивая головой, — мне кажется, вернее я чую, что он тебя не только защищает, он тебя закрывает. Вот как дверь либо нараспашку, а с ним она у тебя прикрыта так, что только щёлочка осталась. Артефакт у тебя сильный. Это да. — Он опять задумчиво покачал головой. — А здесь чего боишься? Вроде все уже за столько времени знакомы тебе, чужих в становке редко встретишь.
Я удивлённо на него посмотрела:
— А я не знаю. Ношу и всё, уже даже не замечаю его, срослась с ним наверное.
Мы дошли до домов. Мне в одну сторону, Матвею к своему дому в другую. Он посмотрел в чистое небо и улыбнувшись сказал:
— Ты всё же попробуй снять. Ежели боишься, то ненадолго, может я прав и ты распахнёшь дверь. — Подмигнув, двинулся дальше.
Я задумчиво смотрела ему в спину, постояв ещё некоторое время, дошла до нашего домика и присев на ступеньку крыльца вытащила крестик, висящий на специальном витом длинном шнурке способном растягиваться при обороте. Сняла его и держа в ладони вспомнила как он у меня вообще появился.